The Indian mosaic (Part the second)
M. V. Mongush
Красота по-тибетски
Попав в среду тибетских беженцев впервые, я обратила внимание, что мужчины и женщины у них выглядят слишком простовато. Никакого изыска, лоска, изящных манер. Удивляло то, что тибетские женщины вообще не пользовались ни тушью, ни помадой, ни румяной, ни пудрой даже в минимальных количествах. Хотя в местных магазинах был самый широкий выбор косметических средств. Позже поняла, что у них просто нет такой культуры, следовательно, нет и привычки делать макияж.
Постепенно я стала привыкать к тибетскому типу красоты. Заметила, что среди них очень много по-настоящему интересных молодых парней и девушек. Последние были хороши без всякой косметики. Это была так называемая первозданная красота. К ней надо было привыкнуть, ее надо было понять и принять, что я со своей стороны и сделала.
Позже, находясь уже в России, из средств массовой информации узнала, что в Дхарамсале впервые проведен конкурс «Мисс Тибет». Отношение к нему у тибетцев было неоднозначным. Многие, особенно люди старшего поколения, не одобряли это новшество, в то время как молодежь восприняла более спокойно. Некоторые просто пребывали в шоке и не могли определить свое отношение к нему.
В самом первом конкурсе красоты участвовали только четыре девушки. Своим поступком молодые тибетянки вызвали огонь на себя, им пришлось выдержать не только шквал критики, но и массу осуждений. Однако, надо отдать должное девушкам: они с честью выдержали это сложное испытание.
К участницам конкурса предъявлялись следующие требования. Рост конкурсантки не должен быть ниже 165 см., она не должна состоять в браке и иметь детей. Она должна быть стройной, красивой, обаятельной, эрудированной и обязательно уметь себя преподнести. Ее возраст может варьировать от 18 до 26 лет.
Чтобы участвовать в конкурсе, девушками необходимо внести взнос. Однако приехавшие из Тибета, освобождаются от него – такова специальная льгота, предусмотренная для них.
Самой первой мисс Тибет–2002 как раз стала Долма Тцеринг, уроженка страны снегов. Став первой красавицей своей страны, она не остановилась на достигнутом: приняла участие еще в двух конкурсах международного уровня – в Малайзии и Мексике. В Куала-Лумпуре она стала «Мисс добрая воля», в Мехико ее национальный костюм был признан самым лучшим.
Видеть Долму в открытом купальнике в компании мисс Гонконг, Китай, Макао более чем непривычно, поскольку знаю тибетских женщин как очень стеснительных и консервативных, не любящих выставлять напоказ то, что, с их точки зрения, должно быть тщательно скрыто под чупой – традиционным женским платьем.
Следующими мисс Тибет 2003, 2004 и 2005 гг. стали Тцеринг Куи, Таши Янгчен и Тензин Ньима. Из них особенно хорошенькой мне показалась Таши Янгчен, мисс Тибет–2004. По ее светлой и гладкой коже, красивому разрезу глаз видно, что она родилась и выросла в Индии. Все-таки тибетянки Индии заметно отличаются от тибетянок Тибета. У последних в силу того, что они жили в иных, более суровых климатических условиях, кожа грубее, щеки покрыты вычурным румянцем, скулы шире. Однако горящие глаза, шикарные волосы и белозубая улыбка украшает тех и других в одинаковой степени.
Директором конкурса «Мисс Тибет» является Лобсан Вангьял, чья внешность выдает в нем незаурядную творческую личность. Этот смуглый, поджарый молодой мужчина с длинными вьющимися волосами, всегда одет в спортивный стиль, эдакий мачо под тибетским соусом. Темные очки, серьга в ухе, оригинальный перстень на пальце придает особый шарм его персоне. Я много раз видела Лобсана Вангьяла на улицах Дхарамсалы, лихо разъезжающим на модном мотоцикле. Таких как он среди тибетцев мало, он неординарный человек во всех отношениях. Наверное, таким и должен быть директор конкурса красоты. Есть кому нравится его участницам.
Лобсан Вангьял считает, что конкурс красоты прежде всего нужен будущему поколению Тибета, тем молодым девушкам, которые хотят проявить себя не только в пределах своей диаспоры, но и за ее пределами. Он верит, что красивые женщины Тибета могут сыграть положительную роль в решении тибетской проблемы в Китае, ибо красота правит миром. Его точку зрения, к сожалению, разделяют не все. На то он и Лобсан Вангьял, чтобы бросать вызов обществу. Надо заметить, делает он это в весьма корректной форме.
Последней мисс Тибет стала студентка Делийского университета Тензин Ньима. Ей 22 года, она будущий дизайнер по интерьеру. Девушка увлекается чтением, музыкой, танцами и баскетболом. Для членов жюри она показала красивый индийский танец, за который ее упрекнули соотечественники: почему индийский, а не тибетский? Тензин не растерялась и ответила: «Я ожидала, что мне зададут такой вопрос. Но это мой осознанный выбор. Мы, тибетцы, получили приют в этой стране, так почему бы мне в знак уважения к индийской культуре не станцевать индийский танец?». На вопрос, какие надежды она связывает со своей победой, Тензин ответила: «У меня появилась возможность сделать что-то полезное для своего народа. Буду представлять Тибет на других конкурсах и таким образом популяризировать богатую тибетскую культуру». Да, девушка политически грамотна, и надо полагать, морально устойчива.
Когда я спросила тибетянку средних лет, нравятся ли ей конкурсы красоты, она ответила незатейливо: «Женщина должна выйти замуж и рожать детей, а не выставлять свое тело на всеобщее обозрение». «А если Ваша внучка решит участвовать в таком конкурсе, что будете делать?», – спросила я ее. Тут женщина замешкалась, начала придумывать какие-то аргументы «за» и «против». Наконец сказала: «Что я могу сделать? Пусть участвует».
Вот такое оно противоречивое тибетское общество. Как и любое другое общество в мире.
В храме оракула
Скромная квартира, которую я снимала в Дхарамсале, находилась рядом с монастырем Оракула Далай-ламы ХIV Нейчунги, откуда каждое утро доносились звон колоколов и песнопения буддийских монахов. Иногда я видела самого хозяина монастыря, он всегда улыбался и вежливо здоровался. Кто он такой? И какую роль он играет в тибетском правительстве? На эти вопросы я хотела получить ответы. Неоднократные и длительные пребывания среди тибетцев позволили мне сделать это.
Традиция оракулов раньше была известна многим народам, но сохранилась она, пожалуй, только у тибетцев. У них с давних пор существуют мужчины и женщины, которые действуют как посредники между миром людей и миром духов. Их целью является не только предсказание будущего, как можно было бы предположить. Помимо этого, оракулы могут быть призваны как охранители, а в некоторых случаях к ним прибегают как к целителям. И хотя принято говорить об оракулах как о людях, это делается только для удобства. Согласно буддийской традиции они могут быть определены как «духи», которые входят в физические тела конкретных людей и через них общаются с миром людей.
Самые значительные из них – те, услугами которых пользуется тибетское правительство. Главным из них является оракул Нейчунга, через него вещает Дорже Дракден, один из божеств-хранителей Далай-лам. Когда Далай-лама IV (1617-1682) стал духовным и светским правителем Тибета, Дорже Дракден впервые установил с ним контакт. В честь него Далай-лама IV построил специальный монастырь и назвал его Дорже Драйанг Линг; он был оформлен как официальная резиденция Государственного оракула Тибета.
Из более ранней истории оракула Далай-лама ХIV сообщает следующее: «Нейчунг первоначально пришел в Тибет с преемником индийского святого мудреца Дхармапалы, поселившимся в Центральной Азии в местности, называемой Бата Хор. Во времена правления царя Трисонг Дрецена в VIII веке н.э. он был назначен покровителем монастыря Самье индийским тантрийским йогином и высшим духовным охранителем Тибета Падмасамбхавой. Впоследствии Далай-лама вошел в самый тесный контакт с Нейчунгом, который к тому времени уже оказался близко связан с монастырем Дрейпунг, а после Дорже Дракдэн был назначен личным покровителем всех последующих Далай-лам» (Далай-лама, 1992: 212).
Нейчунга и Далай-лама в одинаковой мере несут ответственность перед тибетским народом, хотя и делают они это разными путями. Если задача Далай-ламы как лидера мирная, то задача Нейчунги как покровителя и защитника – грозная. Несмотря на то, что их функции похожи, отношения между Далай-ламой и Нейчунгом можно сравнить с отношениями капитана и лейтенанта: первый никогда не кланяется перед вторым, зато второй делает это всегда по отношению к первому.
К сожалению, во времена «культурной революции» в Китае монастырь оракула Нейчунги был полностью разрушен, а его монахи изгнаны из страны. Благодаря спонсорской помощи зарубежных гуманитарных организаций тибетцы восстановили монастырь в Дхарамсале. Он был официально открыт о освящен Далай-ламой ХIV 31 марта 1985 г. В настоящее время в нем насчитывается свыше 70 монахов, возглавляемых Нейчунгой.
О предпоследнем и ныне действующем оракуле мне тибетские монахи рассказали следующее. Лобсанг Жигме, в тело которого во время транса входил Дорже Дракден, т.е. Нейчунга, был тринадцатым оракулом Далай-ламы. Он умер в 1984 г. в Индии, достигнув преклонного возраста и честно прослужив тибетскому народу.
В течение последующих трех лет монастырь жил без своего оракула, но его монахи по просьбе Далай-ламы многократно устраивали специальные церемонии, призванные вернуть его. Однажды во время очередной церемонии монах Тубтен Нгодуб, сидевший в толпе себе подобных, внезапно впал в транс. Согласно тибетской традиции это означало, что его телом овладел дух Нейчунга, который таким образом дал понять, что до тех пор, пока жив Тубтен Нгодуб, он будет приходить к ним через его тело.
О случившемся незамедлительно доложили Далай-ламе, он встретился с новым медиумом и дал ему, как полагается в таких случаях, несколько советов, в частности, пройти трехмесячный ритрит – особый вид буддийской медитации, помогающий подготовить ум и тело к контакту с духом. Официально Тубтен Нгодуб был признан Государственным оракулом Тибета с сентября 1987 года. Тогда ему было 29 лет.
Я жила в двух шагах от монастыря оракула и иногда общалась с Тубтеном Нгодубом, который в жизни был обычным человеком, не склонным к многословию, но всегда подчеркнуто вежливым и доброжелательным. Быть оракулом, по его признанию, очень сложно, но он, тем не менее, счастлив служить в этом качестве своему народу. Особенно трудно ему дается восстановление физического тела после транса, когда в нем побывал дух Нейчунга.
Как-то я поинтересовалась у Тубтена, не происходили ли в детстве с ним какие-нибудь вещи, которые предвещали о таком будущем. Он сказал, что рос самым обыкновенным мальчиком, разве что иногда видел вещие сны. Об одном из них он рассказал следующее: «Я родился и вырос в той части Тибета, где вообще деревья не растут. Там только голые горы, да мелкие кустарники. В 1966 году, когда мне было 9 лет, моя семья была вынуждена бежать из оккупированного китайцами Тибета в Индию через Бутан. Накануне мне приснился сон: моя семья находится во дворе дома, который был выстроен в стиле, отличном от тибетского. Вокруг росли большие деревья, они были очень густые. Кругом цвели разноцветные цветы. Вдали виднелись высокие горы. Такого в Тибете я никогда не видел. Утром сказал отцу об этом сне, но он не придал этому никакого значения. В глубоких сумерках мы добрались до селения Шишинган в Бутане, где жили тибетские беженцы. Нас приютила одна семья. Мы проспали ночь, утром я вышел на улицу и… увидел точно ту картину, что видел во сне. Я этот сон помню, как будто видел его прошлой ночью».
Известно, что способностью видеть вещие сны обладают многие люди, поэтому в самом этом факте нет ничего особенного. Однако этим даром в большей степени наделены люди чувствительные и утонченные, каким Тубтен Нгодуб бесспорно является.
Далай-лама советуется с Нейчунгом при решении особо важных дел. «Сам я встречаюсь с ним несколько раз в году, – пишет Далай-лама ХIV. – Это может звучать неестественно для западного читателя двадцатого века. Даже некоторые тибетцы, особенно те, которые считают себя «прогрессивными», имеют предубеждение против использования мною этого древнего метода получения информации. Но я делаю это по той простой причине, что ответы оракула всякий раз, когда я задавал ему вопрос, оказывались верными. Не хочу сказать, что полагаюсь исключительно на совет оракула. Вовсе нет. Я спрашиваю его мнения так же, как советуюсь с собственной совестью. Я считаю божеств своей «верхней палатой». Нижнюю палату составляет Кашаг (Парламент – М.М.). Как и всякий другой лидер, я консультируюсь с ними обеими перед тем, как принять решение по государственным вопросам. Иногда в дополнение к совету Нейчунга я принимаю во внимание определенные предсказания» (Далай-лама, 1992: 212-213).
В один из дней после Нового года оракул входил в транс. Эта традиция существует у тибетцев уже сотни лет. К сожалению, в это время я по срочным делам выехала в Дели и не могла наблюдать эту уникальную церемонию, о которой знала только по книгам. Моей норвежской соседке Камилле Вадсет повезло в этом отношении больше, она видела действо «в живом исполнении». Ее описание полностью совпало с тем, что я нашла в «Автобиографии» Далай-ламы ХIV: оракул был одет в причудливый костюм, состоящий из нескольких слоев нижней одежды, на которую сверху надето богато украшенное одеяние из золотой парчи. На груди – круглое зеркало в оправе из бирюзы и аметистов, на его полированной поверхности был выбит текст мантры на санскрите, обращенной к Доржде Дракдену. Церемония началась с пения призываний и молитв. Через некоторое время оракул впал в транс, до этого момента его поддерживали специальные помощники, так все снаряжение на нем весило более 30 кг и он едва передвигался в нем. Постепенно лицо оракула стало меняться: сначала оно приняло совершенно безумное выражение, затем раздулось, глаза выпучились, дыхание участилось. Это означало, что Дорже Дракден полностью вошел в тело медиума. В этом состоянии оракул начал пританцовывать, легко справляясь с весом своего снаряжения. Как только дух закончил свое «общение» с людьми, оракул, т.е. монах Тубтен Нгодуб, оцепеневший и безжизненный, свалился на пол. Помощники поспешно вынесли его тело (Далай-лама, 1992: 214).
В состоянии транса оракул обычно делает предсказания: ему задают конкретные вопросы, он на них отвечает. Если ожидается что-то плохое, он об этом не только сообщает, но и может предотвратить это. И наоборот, усиливает положительное влияние благоприятных предзнаменований. Но никто не может знать, каким образом он это делает. Однако Нейчунга делает предсказания только глобального характера, например, о положении в мире, будущем тибетского народа, результатах переговоров между главами тибетского правительства и других стран и т.д. Он никогда не берется предсказывать будущее отдельного человека. С подобной просьбой к нему даже бессмысленно обращаться. Это подтверждает и сам Далай-лама: «Иметь дело с Нейчунгом задача не из легких. Надо затратить много времени и терпения во время каждой встречи, прежде чем он откроется. Он очень сдержан и суров, именно таким вы могли бы себе представить знатного старика древности. Его не волнуют мелкие вопросы, но интересуют только большие дела, поэтому важно соответственно сформулировать вопрос» (Далай-лама, 1992: 213).
Как-то однажды я спросила его, не собирается ли он приехать в Россию, на что получила ответ: «Возможно, я буду сопровождать Его Святейшество Далай-ламу во время его поездки по России. Я уже несколько раз бывал в вашей стране. Когда впервые приехал к вам, в это было во время перестройки, очень сложно было разговаривать с людьми, сильно сказывались последствия атеистической идеологии. Но с тех пор многое изменилось, сейчас вы стали более открытыми и восприимчивыми к духовным знаниям. Поэтому мне есть о чем с вами говорить в следующий раз».
Беседы с Римпоче
Приезжая каждый раз в Дхарамсалу, я непременно встречалась с Богдо-гэгэном IХ (Джебцун Римпоче), одним из иерархов тибетского буддизма, чье имя в России в последнее время получило широкую популярность. По просьбе российских буддистов он регулярно посещает нашу страну, чтобы дать очередное Учение или Посвящение.
В беседах он всегда был доброжелателен, откровенен, с удовольствием отвечал на все вопросы. А вопросы у меня возникали самые разные, но в основном они так или иначе были связаны с тем, чем занимаюсь профессионально – буддизмом.
Беседуя с Римпоче, обнаруживала, с одной стороны, насколько обширны и глубоки его знания, с другой, насколько они пока необычны для нас, россиян. Собственно удивляться здесь не чему – Богдо-гэгэн является хранителем буддийского учения на протяжении нескольких жизней.
В тибетском буддизме, кроме Далай-ламы, признанного иерарха, есть еще несколько авторитетных и почитаемых личностей. Богдо-гэгэн Джебцун Дамба хутухта – один из них; его титут Богдо-гэгэн с монгольского переводится как «живой святой». В отличие от Далай-ламы, Богдо-гэгэн не облачен в монашеское одеяние, но тем не менее он считается одним из высших хранителей буддийского учения, прекрасным знатоком Сутры – философской основы буддизма и Тантры – практического аспекта учения. К нему также выстраивается бесконечная череда верующих, желающих получить благословение. И обращаются к нему не иначе как «Ваше Святейшество». Если нынешний Далай-лама является по счету четырнадцатой реинкарнацией в линии преемственности, то Богдо-гэгэн – девятой.
Институт Богдо-гэгэна, или Джебцун Дамба хутухты, традиционного главы буддизма в Монголии и сопредельных стран, получил широкую популярность еще во времена господства Алтын-ханов на территории Центральной Азии и Южной Сибири (ХVI-XVII вв.). Линия богдо-гэгэнов считается линией перерождений известного тибетского философа и ученого Таранатхи Кунга Ньимо (1575-1637), изъявившего желание от жизни к жизни поддерживать учение Будды в Монголии. Известно предание о том, что однажды Таранатха, занимавшийся распространением буддизма в Тибете, спросил своих учеников, где должна произойти его следующая реинкарнация. Один из учеников, монгол по происхождению, попросил переродиться в Монголии. Позже Таранатха действительно переродился в Монголии, в ханской семье. Это был первый Джебцун Дамба хутухта (ХVII – нач. ХVIII в.), его коренным гуру был Далай-лама V, с которым у Богдо-гэгэна с тех пор сложилась сильная кармическая связь.
Метод опознавания перерожденцев, столь популярный в тибетском буддизме, уже в те далекие времена был тщательно разработан, так как впоследствии все далай-ламы, богдо-гэгэны и другие известные лица пользовались им при определении новых реинкарнаций, в том числе реинкарнаций друг друга. Тибетцы утверждают, что ныне здравствующие Далай-лама ХIV и Богдо-гэгэн IХ есть лишь новые перевоплощения тех самых исторических лиц, которые впервые встретились во времена Алтын-ханов. Кстати, они и сами не отрицают этого.
Интересные свидетельства о предыдущих воплощениях Богдо-гэгэна оставили его современники. Известно, что Богдо-гэгэн VII умер в 1871 г. Через несколько лет, как это принято, поисковая группа отыскала в Тибете по определенным признакам его новое воплощение. До четырех лет этот мальчик жил со своей матерью во дворце Далай-ламы. Потом его разлучили с ней и отвезли в Ургу (современный Улан-Батор), где его воспитанием и образованием занялись известные монгольские ламы. Достигнув совершеннолетия, глава монгольской буддийской церкви приступил к исполнению своих обязанностей.
М. Ф. Люба, много лет проработавший в Российском консульстве в Урге, писал в 1912 г., что хухутха «склонен к разгулу и безумному мотовству», у русских купцов скупает «целые склады вещей, решительно никому не нужных», имеет жену и сына Тойн-ламу, частенько выпивает и устраивает оргии. Однако несмотря на свои пороки он, как признают многие современники, был весьма способным политическим и государственным деятелем (см.: Белов, 1999: 53-54). Власть его носила не только духовный, но и светский характер, о чем свидетельствует изданный им указ, в котором религия и государство соединялись в единое целое. В его время в Монголии было установлено полное учение буддизма – Сутра и Тантра. Это позволило впоследствии причислить Богдо-гэгэна VIII к лику святых.
Вера монголов в могущество и величие Богдо-гэгэна VIII оставалась непоколебимой. Несмотря ни на что, в их благоговейном представлении он продолжал быть божеством, перед которым «можно только падать ниц в сознании своего ничтожества». Кутежи гэгэна, как отмечает известный русский востоковед А. М. Позднеев, нисколько не уменьшали его авторитет в глазах народа, который на всякую эксцентричность в его поведении смотрел как на нечто загадочное и все его поступки старался оправдать тезисом «святым дозволено все». Ученый был потрясен увиденным однажды поклонением верующих Богдо-гэгэну VIII. Оно совершалось на площади перед его резиденцией и длилось 5-6 дней (Позднеев, 1887: 563).
Толпа паломников, съехавшихся со всех концов некогда могущественной Монгольской империи, уселась «длинными рядами прямо от ворот гэгэновского дворца и в этом положении ожидала его появления». «Можно удивляться, – пишет А. М. Позднеев, – с каким благоговением смотрят все они в сторону, откуда должен появиться гэгэн народу, и какая тишина царствует во все это время, длящееся для некоторых иногда два и три часа». Столь высокую популярность Богдо-гэгэна VIII он объяснял так: «Сравнительная замкнутость и недоступность хутухты, равно как и та внешняя обстановка и великолепие, в которых он является народу, действуют на массу также поразительно. Вот почему о хутухте со всех сторон тянутся толпы поклонников» (Там же).
Паломничество в Ургу на поклонение Богдо-гэгэну Джебцуну Дамба хутухте было чрезвычайно распространено; обычно оно начиналось ранней весной и продолжалось до глубокой осени. Уезжали паломники группами в 10-15 человек и более. Отправляясь за тысячу верст, они, безусловно, тратили огромные средства на дорогу и ценные подношения главе монгольской церкви. Однако вернувшись домой, они чувствовали себя баловнями судьбы, получившими благословение от «живого святого».
Иногда сам Богдо-гэгэн совершал поездки в соседние страны. Так, в 1910 г. он был приглашен в Туву, где его уважали и почитали ничуть не меньше, чем в Монголии. Здесь он воспринимался не только как духовный наставник, но и как глава всех тувинских монастырей. Русский геодезист В. Родевич, проезжая через Хемчикский кожуун, где размещалась ставка тувинского правителя, свидетельствовал: «Для кормления и услуги гэгэна и его свиты и всего монастыря была назначена целя большая сойотская (тувинская – М.М.) деревня, гэгэну и его желаниям вообще отказа нет, он святой и сойоты доставляют ему скот и всякое добро для отвоза в Монголию именно столько, сколько он пожелает» (Родевич, 1912: 161).
Монгольская революция 1921 г. заметно, хотя и не сразу, пошатнула позиции Богдо-гэгэна VIII. Новый режим, решительно настроенный против духовных институтов власти, не без оснований опасался авторитетного главы церкви, а потому решил тихо и незаметно отодвинуть его в тень. Сделать это оказалось не так просто, но все же возможно. Кроме того, Богдо-гэгэн VIII был уже не молод и не совсем здоров. В 1924 г. он скончался.
Центральный комитет Монгольской народно-революционной партии тут же официально уведомил Далай-ламу ХIII о том, что не следует искать новое воплощение Богдо-гэгэна VIII, так как его роль в истории монгольского народа полностью исчерпана. Резиденция Богдо-гэгэна впоследствии была использована для размещения музейного комплекса.
Биография нынешнего Богдо-гэгэна IХ не лишена драматических коллизий. Родился он в 1932 г. недалеко от Лхасы в местности Тромтсикан. Когда мальчику было всего шесть месяцев, родители развелись. Отец вскоре женился на другой женщине, а маленького Намдола Чокьи Гьялцена (такое имя было дано ему при рождении) воспитывала мать. Взрослые неоднократно говорили ему, что он является реинкарнацией высокого духовного лица, носившего в предыдущей жизни титул Богдо-гэгэна. Специальной поисковой группой было установлено, что Чокьи Гьялцен, т.е. Богдо-гэгэн переродился у прежней родни. В его опознавании не принимал участия Далай-лама ХIII, как этого требует традиция, т.к. к этому времени он умер и вместо него правил регент. Однако в безошибочности опознавательной процедуры, как говорит сам Богдо-гэгэн IХ, сомневаться не приходится, поскольку она выстроена таким образом, что ошибка полностью исключается.
– Когда я умер в прошлой жизни, – рассказывает Богдо-гэгэн IХ, – остались в живых три человека, которые мне были очень близки и безотлучно находились рядом со мной. Один из них был моим лечащим врачом, двое других – слугами. Когда я вновь переродился и достиг трехлетнего возраста, их специально пригласили из Монголии в Тибет. Они привезли мои личные вещи, которыми я пользовался в прошлой жизни. Мне показывали их вместе с точно исполненными копиями, но я каждый раз выбирал оригинал. Но этого оказалось недостаточно, поэтому члены поисковой группы – ламы, обладающие ясновидением, – решили проверить, есть ли на моем теле особые знаки, подтверждающие, что я действительно являюсь реинкарнацией Богдо-гэгэна VIII. Такие знаки были найдены. Но и это было не все. Решили обратиться к двум оракулам Далай-ламы, чтобы каждый из них, войдя в транс, подтвердил или опроверг выводы поисковой группы. После специальной процедуры оракулы дали положительный ответ.
Слышать подобные признания от самого Богдо-гэгэна IХ было чрезвычайно интересно, но мне все же хотелось узнать, как же возможно, чтобы маленький ребенок помнил что-то из своей предыдущей жизни. И Богдо-гэгэн IХ рассказал следующий эпизод:
– Это случилось, когда я еще не умел говорить, но уже научился делать первые шаги. Взрослые однажды начали говорить о коммунизме, причем не в негативном, а в позитивном ключе. И в моем сознании всплыл опыт прежней жизни: коммунисты разрушают монастыри, устраивают гонения на монахов, заставляют отказываться от своих убеждений и т.д. Я был свидетелем всего этого в конце своей прошлой жизни. Я заплакал, забился в истерике, потому что никому не мог рассказать о том, что чувствовал.
Дальнейшая судьба мальчика складывалась не так, как обычно у высоких перерожденцев. Семи лет его определили в известный монастырь Дрейпунг Гоман. Когда ему исполнился 21 год, он уехал в местность Таранатха, где поселился в монастыре предыдущих богдо-гэгэнов, фактически став хозяином этого монастыря. В 29 лет Чокьи Гьялцен покинул Тибет и поселился в Индии. 14 лет преподавал в монастыре Дарджилинг, потом судьба забросила его на юг Индии. Он женился и у него родились 5 мальчиков и 2 девочки. Он всех их поставил на ноги. Сейчас у Богдо-гэгэна IХ семь внуков.
В начале 1990-х гг. ушла в мир иной супруга Богдо-гэгэна – верная спутница, надежный друг и незаменимый помощник в делах. В те же годы произошло другое событие в жизни Чокьи Гьялцена – его официально признали реинкарнацией Богдо-гэгэна Джебцуна Дамба хутухты. Когда Далай-лама ХIV увидел, в какой нищете живет столь высокое лицо тибетского буддизма, он распорядился, чтобы для него в Дхарамсале построили резиденцию. На плечи Богдо-гэгэна была возложена ответственность за возрождение буддийского учения в Монголии, Бурятии, Калмыкии и Туве.
Особое благоговение к его личности испытывают монголы, в исторической судьбе которых Богдо-гэгэн сыграл выдающуюся роль. Правительство Монголии ведет сейчас в Улан-Баторе строительство роскошной резиденции для Богдо-гэгэна, чтобы таким образом восстановить справедливость, вернуть то, что было отнято.
Последний раз я наведалась в гости к Римпоче как раз тогда, когда он только что вернулся из России, где давал Посвящение в Авалакитешвару. О крепнущей его связи с нашей страной свидетельствовало большое количество россиян, обосновавшихся в его доме в качестве учеников. Многие из них свободно говорили по-тибетски и достаточно хорошо разбирались в глубинных аспектах буддийской философии.
Во время многократных встреч с Джебцун Римпоче, я уточняла тот или иной вопрос, который оставался для меня не полностью выясненным. Все, что он рассказал, кажется для меня, представителя официальной науки, не просто интересным и познавательным, но и чрезвычайно своевременным, ибо время для плодотворного диалога между наукой и буддизмом самое что ни есть подходящее.
Список литературы:
Далай-лама (1992) Автобиография Его Святейшества Далай-ламы Тибета. Свобода в изгнании. СПб.
Белов, Е. А. (1999) Россия и Монголия (1911-1919). М.
Позднеев, А. М. (1887) Очерки быта буддийский монастырей и буддийского духовенства в Северо-Западной Монголии. СПб.
Родевич, В. (1912) Урянхайский край и его обитатели. СПб.
Фото с сайтов: http://www.asia-team.ru, http://savetibet.ru/, http://www.ng.ru
Скачать статью в PDF: