Их настоящие имена нельзя раскрывать. Их нельзя фотографировать. Для корреспондента «НГ» одного зовут Таши, другого – Тхубтен.

Таши – крестьянин, как и многие тибетцы, жил с женой и тремя детьми, по существу, за счет натурального хозяйства: пас скот, сеял пшеницу. Не бедствовали. Но, видно, никак не мог смириться с тем, что Тибетом управляют китайцы.

Сначала отослал двух сыновей в Индию, чтобы учились на своем языке по буддистским канонам в школе, созданной на международные пожертвования. А потом, прослышав, что в Лхасе, столице Тибета, в марте 2008 года начались антикитайские выступления, примчался туда и успел присоединиться к бунтовщикам.

Рубикон был перейден. Таши попал в черный список, ему стало нельзя оставаться дома. Через два года представилась возможность перебраться в Индию. Вместе с женой и ребенком шли по горным тропам по ночам, обходя кордоны пограничников. Много воды, провизии с собой не возьмешь.

Выручило то, что Таши однажды уже проделал этот путь, не плутали. За 23 дня добрались до границы Непала. Казалось, опасность позади. Но нужно еще не попасться и непальским стражникам. Они могли отослать перебежчиков обратно, в Китай. Однако и тут повезло. Добрались до центра приема тибетских беженцев.

А оттуда их уже на машине переправили в Индию, в городок Дхарамсала, где постоянно живет как почетный гость индийского правительства Далай-лама и где поселились тысячи его приверженцев, которые еще в 1959 году после поражения антикитайского восстания бежали в соседнюю страну.

Что дальше ждет Таши? Выбор предстоит непростой. Домой тянет, но если вернешься – арестуют. С ребенком легче. Его возьмут в тибетскую школу-интернат, одну из тех, что создана с помощью международных спонсоров и меценатов (самый знаменитый – Ричард Гир). А главе семейства с женой придется искать пристанище и заработок – не исключено, на юге Индии, где осело больше всего беженцев. Там они крестьянствуют на земле, предоставленной индийским правительством.

Тхубтен не похож на загорелого, мускулистого, привычного к сельскому труду товарища. Бледное лицо, застенчивая улыбка. Монах – он и есть монах. Но этот лама из района Камб во время волнений в Лхасе, не страшась всевидящего ока власти, писал листовки для демонстрантов. Понятно, когда бунт был подавлен, Тхубтену пришлось уйти в подполье, а уже минувшим летом с помощью проводников тоже перебраться в Индию.

– Почему вы встали на сторону тех, кого китайские власти назвали мятежниками и антиобщественными элементами?

– Тибет должен стать независимой страной, у него должен быть собственный флаг, – говорит лама. Я не стал вступать в спор с монахом. Но ведь Далай-лама, которого подавляющее большинство тибетцев боготворят, проповедует средний путь, автономию для Тибета, а отнюдь не отделение от Китая.

Возможно, Тхубтен относится к числу тех молодых радикалов среди тибетских беженцев, кто умеренную политику первосвященника не приемлет. Хотя беженец с горечью говорил о том, что китайские власти посадили во главе монастырей фальшивых священнослужителей, которые не позволяют во время общего молебна упоминать Далай-ламу. Тем не менее послушники всегда держат имя своего духовного наставника в сердцах. А некоторые даже прячут его портреты в кельях.

Нельзя сказать, что китайские власти игнорируют верования тибетцев. Нет, они заявляют, что восстановили в Тибете 38 монастырей. Но, как сказал нам спикер тибетского парламента в изгнании Тенпа Церинг, при новых властях обители с подновленными фасадами превратились не в центры религиозного образования, а в музеи.

В самом Тибетском автономном районе и соседних провинциях Китая, где живут много тибетцев, детям дают начальное образование. Но в этих провинциях основным становится пекинский диалект китайского языка, а тибетский – дополнительным языком. Нетрудно понять, почему тибетцы любыми правдами и неправдами стараются переправить детишек в Индию, где их учат на родном языке, а с 5–6-го класса еще преподают и английский, компьютерную грамоту. Значит, ребята, которым, возможно, предстоит провести многие годы в эмиграции, не окажутся в чуждом и непонятном для них мире.

Ама Лхакпа сейчас одна из старших наставниц в Деревне тибетских детей – так называется школа в Дхарамсале, где собраны 15,5 тыс. ребят: от карапузов, которые едва-едва начали говорить, до юношей и девушек. Ама вспоминает: в первый раз она увидела детишек, оставшихся без родителей после их исхода из Тибета, в яслях. Было это почти полвека назад. Вид потерянных, несчастных малышей настолько потряс ее, что она решила стать приемной матерью. Она и остается ею. Только те ребята выросли. А Ама теперь «работает» матерью для других малюток, живущих в деревне. Все тибетские дети в деревне разбиты на семьи по 40 человек. Они живут в отдельных домах с кухней, спаленками, всем необходимым. Ребята называют друг друга братьями и сестрами и уже с малых лет начинают помогать приемным матери и отцу по хозяйству.

Нелегко расти без родителей. Но в доме для детей от трех до шести лет, куда мы заглянули часа в четыре дня, они выглядели бодрыми и веселыми. Одни ловко играли в чеканку, другие гонялись друг за другом, а озорники норовили заглянуть в комнату, где еще не закончили тихий час самые маленькие. Выше на холме построена школа ваяния и живописи. 13-летний Церинг Цосум работал над фигуркой из глины, изображающей тибетское божество. Церинг еще не решил, станет ли скульптором или монахом.