Легендарный тувинский квартет «Хуун Хуур Ту» впервые выступил в Красноярске. Музыка Тувы — это традиции древних кочевников, шаманизм, красота непостижимой тувинской природы. А хоомей — традиционное горловое пение — обладает настолько сильной энергетикой, что многие люди после концерта признаются, что испытали чувство подлинного очищения. Исполнитель горлового пения — хоомейжи — извлекает сразу две ноты одновременно: основной тон и обертон. Так получается двухголосное соло. Этот вид искусства характерен лишь для некоторых народов Саяно-Алтайского региона — тувинцев, алтайцев, монголов...
«Хуун Хуур Ту», давший единственный концерт в студии «Серебряного дождя», — сейчас самая известная за рубежом российская группа. C 1993 года музыканты гастролируют по странам Европы и Америки, выпустили 15 дисков.
Многие выдающиеся западные музыканты различных выражали желание сотрудничать с «Хуун Хуур Ту». Это Фрэнк Заппа (Frank Zappa), The Chieftains, Джонни «Гитар» Уотсон (Johni «Guitar» Watson) и Л. Шанкар (L. Shankar), Кронос Квартет (Kronos Quartet) — элита современного камерного авангарда. Коллектив был номинантом премии World Music Awards, а New York Times назвала их «музыкальным чудом».
Нынешний состав группы: Кайгал-оол Ховалыг, Алексей Сарыглар, Саян Бапа и Радик Тюлюш. С участником группы прошлых лет — Анатолием Кууларом — в Туве простились совсем недавно.
Перед концертом музыканты, в частности Саян Бапа, ответили на вопросы журналистов.
— Мы с вами ближайшие соседи, а это первое ваше выступление в Красноярске, уже после мирового признания. А в каких сибирских городах вы еще бывали?
— В Омске, Улан-Уде, Абакане, несколько раз на фестивале в Шушенском.
— Сколько времени вы проводите на гастролях?
— 50 на 50: месяц на гастролях — месяц дома. Всегда возвращаемся домой между гастролями, выезжаем ли мы из Америки в Европу или в Китай — в Туву заезжаем обязательно.
— Вам нужно побывать на родине, чтобы обрести вдохновение? Или вы «носите» образ родины с собой?
— Родная земля нам просто необходима, и без образа никак. Поэтому мы и закрываем газа, когда играем. Мы всегда поем о Туве, она постоянно с нами.
— Когда поете, что представляете?
— Те места, откуда мы родом. Мы все с запада Тувы — это священные для нас, красивейшие места. Вспоминаем свою малую родину, места, где бывали, — ведь мы объездили всю Туву. Каждая песня несет в себе какую-то ее частицу.
— Каково содержание ваших песен?
— Они в основном о родине. Ученые говорят, что наша музыка «ландшафтная», так оно и есть, в принципе. И конечно, наша музыка — о человеческой жизни, о любви, смерти.
— Влияет ли шаманизм на вашу музыку?
- Влияет постольку, поскольку мы все-таки родом из Тувы и имеем о нем представления. Но сказать, что мы сами шаманы — такого нет. Мы просто играем музыку, которую народ сочинял веками.
— Как изменилась Тува со времени вашего детства? Что теперь с теми местами, где вы родились, выросли?
— Все сложнее некуда. Все деревни бегут в единственный большой город — Кызыл. Есть в республике проекты, которые помогают сдерживать этот процесс, сохранять традиционный образ жизни кочевников. Но работы в деревнях, по большому счету, сейчас нет, потому и уезжают.
— В вашей музыке отражается этот конфликт?
— Нет. Мы поем древние народные песни, стараемся абстрагироваться от современности, уйти в ту жизнь, в которой эта музыка была создана.
— Много песен у вас в репертуаре?
— Сложно сказать по цифрам, мы как-то не считали. «Костяк» — это примерно 20–30 песен. Мы их собирали, еще когда были живы наши старики. Часть материалов сохранились еще с дореволюционного времени. Но есть и те песни, которые мы услышали от людей сравнительно недавно.
— Вы играете только на народных инструментах?
— Мы используем не только народные инструменты, но и, например, гитару, но опять же в своем прочтении — гитара у нас совершенно по-особому звучит.
— Что означает название вашей группы?
— «Хуун» — по-нашему «солнце». «Хуур ту» — «лучи солнца». Солнцеворот, если быть точнее, такое явление можно наблюдать через облака.
— Традиционные инструменты, на которых вы играете, — это какие? И есть ли у них русские аналоги?
— Игиль, бызанчи, дошпулуур, хомус, тунгур, курай, топшуур, шоор и другие. Русские аналоги — это балалайка, флейта. Инструменты все разные. Смычковых русских я таких не знаю.
— В России давно уже массово не играют на балалайках — наверное, как и в Туве на народных инструментах? По-вашему, какова перспектива сохранения народных музыкальных традиций? Верно ли, что сейчас они живут лишь благодаря таким группам, как ваша?
— Тувинцы — народ музыкальный и поющий. Но талантов много не бывает. Если музыка до сих пор живет, то потому, что это именно народное искусство. Когда-то в молодости мы ей заинтересовались, но и сейчас ничего не потеряно. Наоборот, сегодня наблюдается подъем в этом смысле: поющих и играющих людей стало больше. Есть мастера вроде балалаечника Архиповского, благодаря которым такая музыка не умрет. Настоящую русскую музыку играют Сережа Старостин, Инна Желанная — много таких людей по всей России.
— Какие гастроли у вас были самыми запоминающимися и почему?
— Мы везде выступали (смеются). И в Кремле, и перед королевой в Букингемском дворце. Для нас, как музыкантов, понимаете, что важно... Мы с молодости занимались разнообразными жанрами: и классикой, и джазом. И были под впечатлением от Френка Заппы, который, услышав нас, сказал: ребята, послушайте, это достойно. Было очень приятно. И это до сих пор на нас отражается, потому что, куда бы мы ни ездили, мы встречаем своих друзей с Запада. Масса известнейших музыкантов, к которым благодаря Френку Заппе мы приблизились, приходят к нам на концерты. Это дает, конечно, незабываемые ощущения, когда вот так встречаешься с интересными людьми. А так, в общем-то, города, веси — все это уходит, стирается из памяти.
— А с группами из Монголии, Бурятии вы поддерживаете какие-то отношения?
— У нас хорошие контакты с внутренней Монголией — больше, чем с нашей советской Монголией. Благодаря тесному сотрудничеству с внутренним монголам мы сейчас много путешествуем по Китаю. Буряты нас приглашают на свои фестивали, в частности в Улан-Уде, алтайцы также, хакасы.
— Скажите, как нужно готовить голосовые связки для горлового пения? Может быть, есть какие-то запреты, ограничения?
— Голос — тонкий инструмент; и он разрушается, если его насиловать физически или питьем, например, газировки. Мы пьем чай: кто любит соленый, кто простой. Кто-то воду предпочитает, для связок это нормально.
— Когда вы начали заниматься горловым пением? Этому учат?
— Начали в детстве и юности. В полном смысле учебой этой не назовешь — скорее, это подражание тем, кто умеет, вернее желание подражать старшим мужчинам. Мужчина курит — и ты возьмешь покуришь (улыбается). А потом, естественно, кто хочет, продолжает и дальше. Да и сейчас у нас пастухи, просто ребята-шофера — они поют.
— Но ведь вы подражаете не только людям, но и птицам, животным?
— И это тоже.
— Существует мнение, что организм у хоомейжи быстро изнашивается. Это правда?
— Что изнашивается в самую последнюю очередь у любого музыканта — так это голос. Рей Чарльз пел до глубокой старости. Или взять Образцову, Магомаева... Единственное, что остается у человека молодым, — это голос, он не меняется. И как он может убить человека? Естественно, есть некоторая «изнашиваемость», но не в том виде, как многие представляют. Это надо ежедневно дуть и дуть, чтобы просто убить себя, поэтому на ваш вопрос категорически скажем «нет». Мы проводили вон сколько стариков — у них до старости крепкие голоса, крепкий дух. С годами только крепче, сочнее, мудрее становятся. Записала Ирина Егорова.