Поздравляя коллег-ученых с Днем науки, мы представляем творческие проекты, которые показывают насколько полной, богатой и удивительно захватывающей бывает жизнь настоящих ученых. Специально для нашего издания доктор исторических наук Марина Монгуш подготовила беседу-интервью со своим коллегой — философом, искусствоведом — о ее юности, о стране, которую они обе любят — об Индии.

Судьбы некоторых людей напоминают причудливые узоры, в которых присутствуют все цвета радуги. Так многогранно выстроить свою жизнь могут только неординарные личности, которым есть что рассказать о себе и у которых есть, чему поучиться.

Моя коллега Екатерина Николаевна Шапинская, доктор философских наук, главный научный сотрудник Российского института культурологии, на первый взгляд выглядит как обычный представитель академической среды. Она  сдержанна, подчеркнуто вежлива, о научных проблемах рассуждает беспристрастно, прекрасно умеет аргументировать и отстаивать свою точку зрения. Одним словом, настоящая ученая дама. Коллеги ее уважают за высокий профессионализм, а студенты и аспиранты – за  щедрость, доброжелательность и заботу, которые она проявляет по отношению к ним.

Однако в прошлом Екатерина Николаевна прожила совсем другую жизнь в качестве индийской танцовщицы Рины Даял. В газете «Индиан экспресс» от 19 апреля 1982 года о ней написано следующее: «Рину можно назвать индианкой, потому что она похожа на каждую из нас».  Именно об этом  периоде  жизни, который она вспоминает как «большое незабываемое приключение», о котором я  попросила  ее рассказать.

— Екатерина Николаевна, с чего началось ваше большое индийское приключение?

— Оно началось с того, что я вышла замуж и уехала в Индию с мужем, индийским политическим деятелем коммунистического направления (другие тогда к нам не ездили) и с ожиданием того, что меня ждет новая жизнь, практически мне не известная, но содержащая в себе много обешаний весьма романтического толка, как тогда в 1970 году мы представляли Индию…

— Другая страна, другой язык, другие традиции и обычаи… Как сложно было вам привыкнуть и принять все это?

— Язык (хинди) я учила заранее, зная, что у меня жених, который приедет за мной. Английский я знаю с детства — моя мама преподавала английский в МГУ, учила меня с 4 лет, как, впрочем, и балету, и музыке. К моменту моего отъезда в Индию я закончила «Иняз» (лингвистический университет Мориса Тореза) с английским и французским языками. Английский, конечно, был полезен, пока мы жили в Дели, там многоязычная публика, особенно политическая, все из разных штатов. Но в музыкальной среде Северной Индии нужен хинди, и я, уже имея основу, стала быстро его осваивать, устный и письменный, литературный. Я до сих пор его помню.

В чужую культуру я окунулась с головой. Приняла все и старалась освоить все — от кухни и одежды до религиозной философии, чтобы преодолеть межкультурный барьер.

— Как вы пришли к индийскому танцу? И что лично вам дало занятие им?

— Быстро. Начала ходить в танцевальный центр, училась у гуру (учителя). Мой настоящий гуру был «обретен» в Чандигархе (это чудесный североиндийский город, столица 3 штатов). Он настоящий потомственный танцор, родом из Агры. Его имя Канхайя Лал. Отношения с гуру — особая песнь в индийской культуре. Говорят, гуру надо отдать все — тело, сердце и богатство. Так я и делала на протяжении многих лет. Я жила в атмосфере музыки и танца. Формально сдавала экзамены в Университете музыки и танца в Аллахабаде (это очень известный музыкальный Университет), получила степень магистра по классическому танцу. Но в реальности учиться можно только у гуру, хотя это очень сложно, потому что не просто вот так все отдавать. А взамен ты становишься профессионалом и членом сообщества.

Когда я жила в Индии, танцу училось мало иностранцев, правда скорее – музыке, а если танцу, то южноиндийскому бхарат натьям. А я танцевала катхак – классический танец Северной Индии. С одной стороны, он основан на сложнейших ритмах и изысканности могольской культуры, с другой – пропитан культом Кришны, любовью, как мистической, так и реальной. Я настолько была погружена в эту атмосферу, что моя прежняя жизнь казалась смутным воспоминанием, я сознательно отказалась от всего западного культурно наследия (как оказалось, на время) и — поделюсь этим с вами, хотя, может быть, смешно — иногда по ночам на небе мне виделся танцующий Кришна.

Но жизнь на сцене — это всегда ревность и интриги, и я получила большую долю того и другого. До какого-то времени ко мне относились очень хорошо («как хорошо, что наши танцы интересны иностранцам»). По мере того, как у меня все лучше получалось, я получила статус соперницы другим танцовшицам и прошла через хорошую школу выживания. Это мне очень пригодилось в жизни. Мне помогал муж, он был моим (по современной терминологии) менеджером.

Если рассказать все мои приключения в танцевальной жизни, можно делать сериал. Скажу еще, что я была одержима идеей постановок танцевальных спектаклей. В свое время я побоялась поступать в театральный институт, и вот я начала наверстывать. Результатом был спектакль, который сначала с треском провалился… Но потом он имел колоссальный успех, о нем писали все газеты (у меня есть куча вырезок обо мне и моих спектаклях). Он основан на поэме замечательного пенждабского поэта Шива Кумара Баталви и представляет собой индийский вариант «Федры». Это один из моментов великого счастья в моей жизни, когда у меня получилось.

— Индийские танцы и академическая наука… Казалось бы вещи несовместимые.  Как вы перестраивались из одной сферы в другую? Или для вас это было двумя составляющими единого целого?

— Всегда стремилась осмыслить то, что делаю. В Индии этому есть примеры — замечательная танцовщица Падма Субраманиан занималась реконструкцией древнего сакрального танца и написала диссертацию на эту тему, а искусствовед Капила Ватсаян изучала разные танцевальные стили. Я, когда вернулась в Москву (на это у меня были личные причины, связанные с моей мамой, я думала, что приезжаю ненадолго), работала в филармонии, сделала программу «В мире индийской поэзии и танца».

«Застряв» в Москве, я нашла и нового мужа на профессиональной почве. Им стал очень хороший чтец Борис Бурляев (сейчас он живет в Лондоне и пишет стихи). Вместе мы много гастролировали по России, тогда индийский танец очень любили (хотя это, конечно, была стилизация). В это же время я писала диссертацию на тему «Эстетические основы индийского танца», которую и зашитила в Институте философии РАН и начала преподавать историю культуры. Пришло время осмыслить и переосмыслить прошлое.

А потом в моей жизни произошел крутой поворот, тоже связанный с переменами в личной жизни. Индия ушла куда-то, я открыла для себя новый мир постмодернистской культуры, увлеклась исследованием популярной культуры и постмодернистских дискурсов. Большая любовь, которая пришла ко мне довольно поздно, стала основой моей книги «Дискурс любви» (в которой есть глава и про Индию), на основе которой я защитила докторскую диссертацию. Теперь все это – в прошлом, и в моем сердце, душе и разуме соседствуют (вполне мирно) индийские танцы и опера (которую я страстно люблю с детства), постмодернистская литература и русская классика. Все это дает мне представление о безбрежности и потрясающем многообразии форм эстетического и интеллектуального опыта, и я счастлива, что могу всем этим наслаждаться.

— Не все люди, которым на долю выпала возможность какую-то часть жизни прожить на чужбине, могут и умеют что-то полезное взять для себя из другой культуры. Как вы думаете, от чего зависит умение растворяться в другой культуре и находить там что-то для себя?

— Я видела (и сейчас вижу) людей, которые не способны воспринимать непривычное. Я думаю, это ограниченность и упрямство. Как бы ни хороша нам казалась наша жизнь, всегда есть возможность ее расширить. Ни одна самая развитая цивилизация не может удовлетворить человека до конца своими готовыми продуктами. Иногда мы находим что-то Свое в самых неожиданных местах. Сейчас такие возможности есть.

Но в то же время (задумчиво) присутствует такое обилие стереотипов и туристических артефактов, что искать что-то важное в чужой культуре, наверное, еще труднее, чем это было во время моей молодости.

— Что, на ваш взгляд, отличает Индию от остальных стран мира? В чем ее особенность и неповторимость?

— Индия – прекрасная страна, где, на мой взгляд, люди интеллектуально развиты. Я была удивлена, как совершенно простые люди, в деревнях, осмысленно реагируют на политические события, как много там издается газет, как быстро там (правда, это уже было позже) распространился Интернет. С другой стороны, технологии не влияют на представления, в которых возможны самые разные сочетания фрагментов религий, традиций, модернизации и т.д. Это все удивительным образом уживается и не разрушает некоей целостности этой культуры.

— Предположим, не случилось бы в вашей жизни этого индийского приключения, как бы сложилась ваша жизнь?

— Я думаю, было бы что-то другое, связанное с искусством. Сейчас, когда большая часть жизни позади, я могу сказать, что никогда не испытывала большего счастья, чем тогда, когда жила искусством, со всеми его трудностями и закулисными проблемами – оно гораздо выше наших человеческих мелочей. И сейчас я испытываю лучшие моменты, когда слушаю музыку (которая «ляжет» на мое настроение). Вообще, жизнь в мире репрезентаций для меня более «настоящая», чем «реальная». Наверное, я все-таки не интеллектуал…