Мы публикуем текст публичной беседы на тему «Как написать статью, которую опубликуют в международном научном журнале» с управляющим директором Nature Publishing Group в Азии, доктором наук, советником императора Японии по научным статьям и докладам Дэвидом Суинбэнксом, главным редактором Scientific American, членом Национальной ассоциации научных журналистов, американской Ассоциации по развитию науки Мариэтт Ди Кристиной, вице-президентом и член Совета попечителей LeScienze / Nikkei, Treasurer, Scientific American, Inc. Майклом Флореком и главным редактором Spektrum der Wissenschaft (Scientific American) Рихардом Зинкеном. Беседа была проведена «Полит.ру» 1 июня 2011 г. в интеллектуальном кафе «ПирО.Г.И» на Сретенке» совместно с ОАО «Российская венчурная компания» при поддержке журнала «В мире науки».

Борис Долгин: Добрый вечер, уважаемые коллеги. Мы начинаем е внеочередное мероприятие, имеющее отношение и к циклу «Публичные лекции «Полит.Ру», но стоящее немножко в стороне от него. Сегодняшняя наша встреча будет проходить в формате коллективного мастер-класса, посвященного тому, как устроены международные научные и научно-популярные журналы, как в них публикуются. Наша встреча проходит при поддержке Российской Венчурной компании, мы всегда рады сотрудничать с этой структурой, т.к. у нас во многом очень близкие принципы и понимание проблем. Отмечу также, что наше мероприятие проходит в рамках саммита журнала Scientific American, который ежегодно проводится в разных странах мира. Еще один наш замечательный партнер, представляющий Scientific American в России, – журнал «В мире науки». Среди наших гостей руководитель восточноазиатского издательства журнала Nature – Дэвид Суинбэнкс. В этом издательском доме много журналов, много проектов, и сегодня нам согласились помочь в этом деле и представители журнала Scientific American Мариэтт Ди Кристина, Майкл Флорек и Рихард Зинкен. Наша встреча транслируется онлайн и записывается, расшифровка беседы будет опубликована, можно будет посмотреть и видеоматериалы.

Я думаю, что вполне понятно, почему нам показалось принципиально важным организовать эту встречу – не существует науки в одной стране, существует мировая наука и представительство этой мировой науки в разных странах. Не может существовать изолированных изданий, изолированных систем коммуникации, которые не связаны с другими странами, не нужно в десятый раз изобретать велосипед. Те, кто не работает с международными изданиями, просто изолируют себя от науки. Сейчас это понимают даже некоторые структуры управления российской наукой, что нас, в общем, радует. Задача, которую ставят перед собой молодые люди, занимающиеся наукой, или уже немолодые люди, давно занимающиеся наукой, – иметь надёжную коммуникацию со своими коллегами в других странах. Без понимания того, как устроены каналы научной коммуникации, сегодня невозможна научная работа. Я надеюсь, что наша сегодняшняя встреча поможет осознать, как устроена научная коммуникация в мире, как устроена политика журналов и почему она устроена именно так. Что понимается там под статьями, каков формат этих статей в содержательном смысле: что считается достаточным основанием для статьи, а что может быть чрезмерным основанием для статьи. И формат в сугубо формальном смысле тоже. Не секрет, что многие люди боятся посылать свои статьи в зарубежные журналах, публикуют их в каких-то мелких вузовских малотиражных сборниках. А в международные журналы они их не посылают, прекрасно понимая, что их туда никто не возьмёт. К сожалению, далеко не всех учат, как написать нормальную статью. Академическое письмо – это предмет, который только начинает входить в программы российских вузов.

Я бы очень хотел, чтобы наши коллеги, сидящие за этим столом, поделились своим пониманием того, как устроены их журналы, почему они устроены именно так, как устроен формат публикации в них, а дальше мы послушаем вопросы наших коллег, здесь присутствующих. С кого начнём?

Мариэтт Ди Кристина: Здравствуйте! Меня зовут Мариэтт Ди Кристина, я очень кратко расскажу про журнал Scientific American и про себя тоже несколько слов скажу. Scientific American – это журнал, в основном, не для учёных. Наверное, менее 10% наших читателей – настоящие учёные, а большинство читателей Scientific American – большие энтузиасты науки, они читают наш журнал для того, чтобы узнать о последних достижениях науки в мире, о последних исследованиях, поскольку все это изложено в очень доступной форме. Scientific American специализируется в некоторых предметных областях, в частности, на так называемой инфографике - это иллюстрации, которые сопровождают научную статью. Scientific American был основан в 1845 году. Соединённые Штаты, как вы знаете, страна  молодая, журнал, выходящий с 1845 года, старейший постоянно издаваемый журнал в Америке. Уже более 20 лет этот журнал существует и в России. Сегодня у Scientific American есть 15 международных изданий во всех странах Европы, а также в ряде стран Азии. У нас миллион читателей по всему миру, семь миллионов в общей сложности читают все наши издания на разных языках. Как было справедливо отмечено, сейчас впервые за многие годы проводится саммит Scientific American в Москве. Этот саммит нужен для того, чтобы рассказать всем желающим о нашей миссии. Мы собрали сюда всех главных редакторов, представители 30 стран присутствует сегодня на этой встрече в Москве. Мы здесь были встречены очень тепло, очень гостеприимно, и нам было очень интересно узнать о состоянии российской науки.

Я год являюсь главным редактором Scientific American, а до этого 10 лет проработала в Scientific American в качестве его исполнительного редактора. А еще раньше я работала в журнале Popular Science. Более 140 лауреатов Нобелевской премии писали в своё время статьи в Scientific American, мы принимаем статьи, ищем статьи как известных учёных, так и молодых, начинающих учёных, у которых всё ещё впереди, поэтому, пожалуйста, не стесняйтесь, не бойтесь присылать нам свои статьи. Единственное, что нужно от вас, – это написать нам письмо на одну страницу с описанием вашего исследования, описанием того, почему это важно и почему именно сейчас вы считаете своевременным рассказать о вашем исследовании. Scientific American не публикует оригинальные исследования, это задача журнала Nature и группы журналов. Об этом Дэвид сам об этом расскажет. А в Scientific American можно прочитать уже опубликованные ранее статьи и исследования. Я надеюсь, что потом смогу ответить на ваши вопросы.

Дэвид Суинбэнкс: Меня зовут Дэвид Суинбэнкс, я работаю в журнале Nature последние 25 лет. Журнал Nature существует не так долго, как Scientific American, хотя тоже достаточно давно - с 1869 года. Один из первых номеров журнала содержал в себе описание миссии журнала, точнее, две его миссии. Первая такая - поднять уровень знаний населения о науке, а вторая – распространить знания среди учёных. Вы наверняка знаете, что в основном журнал Nature занимается второй составляющей своей миссии, но для нас также является фундаментальной задача повышения общего уровня осведомлённости обычных людей о науке. Дарвин, встречаясь с общественным сопротивлением его идеям эволюции, и люди ему подобные говорили, что очень высока необходимость просвещать обычных людей, давать им знания о науке. Мне кажется, что эта миссия сохраняет свою актуальность и сегодня. Nature начался в 1869 году с одного журнала, и оставался одним журналом до 1992 года. Но к тому времени мы были просто погребены под огромным количеством статей, посвящённых геному человека. Поэтому мы запустили издание нового журнала - Nature Genetics, где публиковались лучшие статьи по генетике. По этому направлению Nature Genetics стал реальным конкурентом журнала Nature. Сейчас у нас уже 35 или 36 журналов и отдельных изданий под брендом Nature. Это в основном журналы естественно-научного цикла. Я в течение пяти лет в Лондоне работал в журнале Nature, и я отвечал за запуск ряда изданий по физическим наукам: это были Nature физика, Nature геология, химия, материалы и так далее. Большую часть своего времени я работал на журнал Nature в странах Азии. В своё время я изучал океаны и я отправился  в Японию, чтобы заниматься океанографией. Япония – идеальное место для такого рода исследований. Потом я стал корреспондентом в Токио, то есть у меня есть некий журналистский опыт. После этого мы организовали втроём с моими коллегами компанию: в «Япония сегодня» – это компания выросла до 120 человек, штаб-квартира находится в Токио, а работаем мы во всём азиатско-тихоокеанском регионе: у нас есть офисы в Китае, Австралии, Корее и Индии.

Есть один очень простой и фундаментальный принцип существования всех журналов под брендом Nature. В большинство научных журналов имеют в своём составе редакционные советы, которые принимают соответствующие решения. Редакция просто координирует этот процесс, управляет им. А вот в журнале Nature ситуация немножко другая: у нас работают высокопрофессиональные редакторы, которые сами принимают ключевые решения относительно отбора статей. Обычно редакторы - это молодые учёные, которые написали диссертацию и продолжают заниматься исследованиями. Когда открывается вакансия, мы получаем заявки от 15-20 идеальных кандидатов, и нам очень сложно выбрать из них самых-самых лучших. Наши редакторы действительно профессионалы высочайшего качества, очень молодые, очень умные, интеллектуальные люди. Есть ещё один принцип нашей работы. Мы отбираем лучшие статьи для публикаций - только лучшие. В среднем приходится отбраковывать 94% всех подаваемых статей. Когда вы подаёте статью в Nature, пожалуйста, не расстраивайтесь, если получите отказ, потому что вероятность получить отказ – 94%.

Когда мы начали вести активную деятельность в Японии и других азиатских странах, нас буквально завалили заявки от учёных, которые хотели бы публиковаться в Nature. Первые 10 лет своей деятельности в Японии мы занимались тем, что разъясняли учёным, что именно требуется журналу Nature и как пройти этот квалификационный отбор. Я думаю, что мы преуспели в этом смысле. В 1987 году мы опубликовали примерно 30 статей японских авторов в журнале Nature в год, а сейчас уже до 250 статей.

Что касается России, то здесь превосходные научные традиции, прекрасные научные силы, очень много нобелевских лауреатов вышло из России. У нас нет никаких сомнений относительно уровня науки в России. Но количество статей, публикуемых в Nature из России удивительно низкое. За последние 12 месяцев мы опубликовали всего лишь около 20 статей из России. Для сравнения повторю, что из Японии мы опубликовали 250 статей за тот же период. Гарвардский университет тоже за год публикует у нас примерно 250 статей. Я уверен, что мы просто обязаны публиковать большее количество статей из России. Я очень рассчитываю на повышение интереса российских учёных к журналу Nature. Спасибо.

Борис Долгин: Спасибо. До того, как слово будет передано другим нашим коллегам, вопрос на уточнение. Сегодня присутствующие могут узнать не только то, как опубликовать статью в журнале Nature, какая это должна быть статья, но, наверное, ещё и то, как стать редактором, как начать рецензировать статьи. Я думаю, что это тоже может интересовать молодых учёных, которых здесь присутствует немало.

Дэвид Суинбэнкс: Ваш вопрос о том, как стать редактором? Для начала подать заявку, прислать своё резюме. Мы всегда широко рекламируем наши вакансии, заявок очень много, кандидатов много, они к нам приходят со всего мира. Если бы вы посетили наш лондонский офис, вы бы там увидели представителей огромного количества европейских стран, а в Японии у нас очень много редакторов из стран Азии. Мы всегда готовы увеличить этот пул, пополнить его представителями других регионов. Это очень важно, потому что способствует распространению знания о журнале по всему миру.

Борис Долгин: Спасибо!

Майкл Флорек: Здравствуйте. Меня зовут Майкл Флорек, я являюсь исполнительным вице-президентом журнала Scientific American. Что это за должность такая? Это означает, что в основном я отвечаю за деловую часть работы журнала, за бизнес журнала. Не уверен, что могу быть вам полезен относительно того, как стать редактором в Nature или в Scientific American, но я готов вам помочь, если вам будет что-то любопытно узнать о бизнесе нашего журнала. У нас коммерческая организация, и мы должны поддерживать своё существование своими собственными экономическими и финансовыми показателями. Для нас это важно. При всём этом мы очень тесно сотрудничаем с нашими редакторами, которые собственно и создают тот продукт, который мы каждый день продаём, продвигаем на рынке. Поэтому понятно, что они для нас очень важны, что мы взаимно уважаем потребности друг друга и границы, которые мы возводим друг перед другом.

Scientific American последние годы показывал очень хорошие, стабильные финансовые результаты. Как организован наш бизнес? Не совсем так, как в других американских журналов. Типичный американский журнал большую часть дохода получает от рекламы, они не видят большой ценности в увеличении тиража. Для них тираж – это просто способ увеличить доход от рекламы. Scientific American использует совершенно другой поход, и основная часть нашего дохода приходится на продажу контента, продажу самого журнала. Это совершенно другое предложение, которое мы делаем на рынке, причем оно создаёт для нас очень благоприятные условия в смысле волатильности рынка. Наши читатели готовы платить за наш журнал больше, чем за другие журналы, потому что им нравится наш контент, наше содержание. У нас очень высок уровень возобновления подписки, и я думаю, это отражение качества публикуемых материалов, а также отражение потребности читательской аудитории регулярно получать соответствующее содержание. Scientific American действительно гордится одним из самых высоких уровней возобновления подписки. Практически 80% подписчиков возобновляют подписку каждый год. Безусловно, это укрепляет наши бизнес-позиции. Могу вам сказать, что большинство американских журналов были бы чрезвычайно счастливы, если бы возобновление подписки составило хотя бы 50%. Должен сказать, что у нас очень длинная история отношений с нашей лояльной читательской аудиторией. Мы развиваемся, мы выходим на новые рынки.

Стоит здесь упомянуть, что мы публикуем ещё один журнал - Scientific American Mind, который выходит шесть раз в год (Scientific American выходит ежемесячно). Этот журнал предоставляет контент, связанный с наукой о мозге, о человеческом поведении, о такого рода материях, и у этого журнала тоже всё с финансовой точки зрения хорошо. Поэтому, ещё раз, по поводу работы редакции ко мне с вопросами не обращайтесь, а если у вас есть вопросы финансового толка, бизнес-толка, то это ко мне.

Борис Долгин: Я думаю, что такие вопросы будут, потому что здесь присутствуют представители не только «Полит.ру», для которых это интересно, но и представители других изданий - научно-популярных, представители научных отделов разных изданий, которым хотелось бы знать, как выжить, как стать успешными, в том числе и глядя на опыт Scientific American.

Рихард Зинкен: Меня зовут Рихард Зинкен, я представляю Spektrum der Wissenschaft из Германии, у нас есть как печатный, так и онлайновый бизнес. Я изучал физику, но решил сменить род занятий и стал журналистом, а позднее редактором, главным редактором Spektrum. В прошлом году я снова сменил позицию и из редакторов ушёл в управленцы, в менеджмент. Сегодня я работаю в должности директора по операционной деятельности, отвечаю за деятельность Spektrum, пытаюсь провести нашу компанию по бурным морям рынка. Мне помогает то, что в прошлом я редактором. Я готов отвечать как на бизнес-вопросы, так и на вопросы о редакторской деятельности.

Spektrum был организован 30 лет назад, как немецкое подразделение издания Scientific American, а сегодня мы выросли в целый издательский дом с четырьмя печатными журналами. Помимо Spektrum – это и ещё журнал о психологии, о мозге и об исследованиях в этой сфере, еще есть журнал, который называется «Звёзды. Космология», посвящённое астрономии. Есть более молодое издание: об истории и археологии. В общем, мы вырастили целое семейство журналов. У нас также есть еженедельное онлайновое интернет-цифровое издание для подписчиков, поскольку с нашей точки существует проблема: сегодня журналистские онлайновые контенты в основном распространяются бесплатно. Мы считаем, что качество ни в коем случае страдать не должно и читатель – это часть бизнеса издателей. Поэтому я отвечу на вопросы как о журналистике, так и о бизнесе изданий. У нас печатное издание очень похоже на Scientific American, в нем используется тот же подход, когда учёные пишут статьи, у нас еще и журналисты пишут статьи. Потом редакторы отбирают эти статьи. В онлайне у нас больше журналистского присутствия. Мы, конечно, читаем журнал Nature, читаем другие журналы и ищем что-нибудь интересненькое, что мы могли бы опубликовать и познакомить с этим материалом более широкую аудиторию. Всё, что есть  интересного в мире науки, мы пытаемся перевести на язык обычных людей. 

Борис Долгин: Сразу должен сказать, что к нам пришли вопросы от наших онлайн читателей, мы ведём постоянный диалог с ними, я буду чередовать вопросы от читателей, приславших их таким образом, и читателей, присутствующих здесь. Но начну с ещё одного своего вопроса. Вопрос такой: насколько, на ваш взгляд, будущее науки в той или иной стране связано с тем, насколько она беднее науки в других странах. Насколько ключевую роль играет прозрачность науки для учёных других стран? Обнаруживали ли вы когда-нибудь такой незнакомый, неопознанный континент науки какой-то страны?

Мариэтт Ди Кристина: По поводу открытости и прозрачности науки. Наука – это коллективное творчество, мы должны работать вместе, но и соревнуясь друг с другом. Нужно найти некий баланс между совместным творчеством и конкуренцией, тогда мы сможем быстрее продвигать науку вперёд. Я думаю, что открытость и прозрачность – это существенное подспорье в этой задаче. Наука – дело международное, мировое. Если люди могут сотрудничать не только между разными странами, но и между разными научными дисциплинами, потому что сейчас только междисциплинарные исследования – это быстрорастущая отрасль, я думаю, всем будет только хорошо. Очень интересно, что этот вопрос прозвучал именно сегодня. Как раз сегодня я была на телевизионном канале «Россия 24», и мы там как раз обсуждали ту идею, что когда-то определённые области российской науки были в меньшей степени связаны с окружающим миром. Учёные в студии резко не согласились с такой постановкой вопроса. Они сказали: только потому, что наука – это коллективное творчество и потому, что она международная, есть некий миф, что учёные были отделены и находились в изоляции. На самом деле, обмен идеями никогда не прекращался. Несмотря на отличия, которые могут существовать в уровне прозрачности и открытости в разных странах, только человеку непосвящённому кажется, что есть какие-то барьеры, на самом деле их практически нет.

Борис Долгин: Пожалуйста, вопросы.

Вопрос: Вопрос к журналу Nature. Может быть, вопрос несколько некорректный, но скажите, какова у вас гонорарная политика, сколько ученый получает за опубликованную статью? Это интересно, потому что многие учёные мечтают

Дэвид Суинбэнкс: Короткий ответ на ваш вопрос – нет! Мы ни денег с авторов не берём, ни платим им никаких денег. Но у меня появилась хорошая возможность рассказать вам о новой модели публикаций, которую мы сейчас развиваем в своем издательском доме. Кто из вас слышал когда-нибудь про Open Access– про модель открытого доступа? Это достаточно серьезный шаг вперёд в научном издательском мире вообще. В основном это американские учёные продвигали идею, что поскольку наука в основном продвигается за счет государственных и каких-то общественными денег, то достижения науки должны быть бесплатны и доступны всем. Мне кажется, это очень хороший основополагающий принцип. После этого было несколько попыток организовать издания, когда платёж за публикацию осуществляет автор - он платит за свою публикацию для того, чтобы распространить знания. На самом деле, как правило, все-таки не автор платил, а какой-нибудь фонд, какая-нибудь спонсирующая организация. Plus Biology Public Library of Science – публичная научная библиотека – была первой на этом пути. Мы наблюдали за развитием этой модели, но достаточно скептически к ней относились, потому что вот комиссия, которую Plus брал с авторов, составляла всего 1500 долларов, а они пытались при этом выпускать журнал высокого качества. Более того, они переманили несколько редакторов из Nature. У них было шесть редакторов, и они печатали по 10 статей в месяц. То есть выручка - 15 тысяч долларов в месяц, этих денег не хватило бы на зарплату шести высокопрофессиональным редакторам. Понятное дело, что этот журнал был убыточным. Однако эта модель эволюционировала дальше, эта комиссия, плата за публикацию в рамках Open Access – открытого доступа – выросла за последние годы, и сейчас модель стала вполне жизнеспособной. Более того, сейчас в рамках Nature есть новый журнал – Communications, связь. Этот журнал существует только в онлайне, и мы обеспечиваем его экономическую эффективность по мере своих сил. Это не похоже на Nature в том смысле, что там нет новостного блока в начале журнала, потому что это достаточно дорогостоящая штука. Идея получила распространение, она стала очень популярной. Мы берём 5 тысяч долларов за публикацию статьи, и у нас очень много желающих. При этом сами статьи находятся в свободном доступе – их можно прочитать. Мне кажется, это интересное развитие событий. Еще раз повторю, не сам автор, как правило, платит, а какое-то спонсирующее предприятие, какая-то организация, фонд.

Борис Долгин: Не происходит ли таким образом снижение качества, действует ли в таком случае принцип независимого рецензирования?

Дэвид Суинбэнкс: Nature Communications следует тем же самым принципам, что и основной журнал Nature, то есть мы отбрасываем большое количество статей, которые присылают в Nature Communications. Это абсолютно основополагающий принцип деятельности во всём издательском доме Nature: у нас очень высокая планка отбора статей, бренд Nature – это высокое качество.

Борис Долгин: Просто я думаю, для многих российских жителей это заставит вспомнить о ситуации с покупными диссертациями, с ситуацией, когда покупается научный статус, а не всего лишь право пройти экспертизу.

Алексей Муравьёв: Меня зовут Алексей Муравьёв, я представляю журнал по гуманитарным наукам. У меня вопрос к редакторам Scientific American. В чём, с вашей точки зрения, состоит различие между научными статьями и статьями в таких популярных журналах, как ваш? Это важно, потому что вы спросили, почему от России такое небольшое количество заявок. Я бы предложил такое объяснение: наши учёные, особенно представители естественно-научных дисциплин, математики, не умеют писать популярные статьи, понятно излагать свои исследования. Какие у вас связи с чисто научными журналами?

Мариэтт Ди Кристина: Спасибо большое. Я постараюсь ответить сначала на вопрос о связях с другими журналами. Я в своём вступительном слове упомянула, что Scientific American не публикует оригинальные исследования, любая статья, к нам попадающая, уже должна была пройти отбор, рецензирование и оценку - для нас это самое главное. Мы считаем, что есть специализированные журналы, где есть учёные, которые в состоянии провести такую экспертизу. Я не могу представить себе ни одного нашего старшего редактора, у которого был бы меньше 15 лет опыта редакторской деятельности, включая какие-то исследования, которые они осуществляли до этого. Для нас главный приоритет – стараться поставить себя на место читателя. О чем они хотели бы узнать? Чего читатель не поймёт в этом тексте, что вызовет затруднения? Основное различие между популярной и научной статьей состоит в том, что научная статья предполагает наличие у читателей определённого объёма профессиональных знаний, а мы должны предполагать у читателей наличие нормального стандартного объёма знаний. Поэтому если вы будете писать для какого-то любого популярного издания, у нас всегда есть раздел, который называется «про нас», такая редакторская справка. Если вы посмотрите, то там в самом низу, мелким шрифтом сообщается, какая у нас читательская аудитория. Мужчины и женщины, в каком процентном соотношении, уровень образования, средний уровень дохода, и тогда у вас возникнет картинка в голове, что представляет из себя наша читательская аудитория. Для самой себя я журнал Scientific American ассоциирую со своей тётушкой Джо. Я понимаю, что большинство наших читателей (хотя в большинстве своем это мужчины) ее напоминают. Я всегда думаю о ней, потому что она человек любопытный, хочет узнать все ответы, докопаться до всего сама. Наши читатели - не специалисты, но они требуют доказательств, у них некий научный склад ума всё-таки присутствует, они хотят знать источники информации, им любопытен мир, им интересно узнать всё. Поэтому если вы хотите писать в любой популярный журнал: Scientific American, какой-то другой, представьте себе читателя, обратитесь к этому читателю: кто этот человек? Это человек, который много знает или мало знает, в чём интерес этого человека? Я бы также порекомендовала почитать номера этого журнала за последние шесть месяцев, например. Если этот журнал в онлайне, почитайте сайт, почувствуйте стиль изложения материала. Когда вы разговариваете со своим другом, вы говорите по одному, когда вы говорите со своим профессором, вы говорите совершенно по-другому. Когда вы общаетесь со своим ребёнком, вы используете совершенно другой язык, то же самое и здесь. Будете писать для научного журнала – обращайтесь к учёным, говорите на их языке, будете писать в популярный журнал – говорит на языке простого человека. Проблема не в том, чтобы понять, как написать. Конечно, во всём мире учёные сталкиваются с одними и теми же проблемами: они привыкли к своему птичьему языку, они проводят свои исследования, отдают им очень много времени и сил. Я понимаю, что после всех этих утомительных исследований остается мало времени и сил, чтобы написать популярную статью. Ни у кого нет ни желания, ни времени. Научная статья структурирована совершенно иначе, чем популярная статья. В журнале начинается с гипотез, с описания методов, потом описание эксперимента, результаты и короткий анализ, выводы. В популярной статье вы всё переворачиваете с ног на голову. Сначала начинается с главного: что должен узнать читатель, почему это важно, какие выводы, почему нужно знать об этом сейчас, в чём состоит контекст, как это всё вписывается в более широкую картину мира, то есть мы начинаем абсолютно с противоположного. Уверяю вас, что редакторы Scientific American имеют по меньшей мере 15-летний опыт работы, а многие из них были журналистами по 20-25 лет. Мы очень хорошо знакомы с этой проблемой, и мы привыкли иметь дело с учёными - писателями. Мы пытаемся помочь им превратить их научную статью в популярную. Представьте себе читателя, поговорите с читателем, не используйте терминологию, специфичную именно для вашей дисциплины, для вашего предмета. Как бы вы об этом рассказали ребёнку, как бы вы об этом рассказали своему другу? Я надеюсь, что я удовлетворительно ответила, спасибо за вопрос.

Дэвид Суинбэнкс: Я бы тоже хотел кое-что добавит с позиции журнала Nature. То, о чём говорила Мариэтт, нужно представить аудиторию – это чрезвычайно важно, причем не менее важно, когда вы подаёте статьи в Nature. Nature – это журнал, который обращается к очень широкой научной аудитории. Например, вы астроном, и пишете статью в Nature. Представьте себе, что вы пишете эту статью не для другого астронома, а для геолога. Когда вы будете писать вступительную часть вашей статьи, вы должны уложиться в 100-200 слов объяснения, почему ваша статья важна широкому кругу людей, помимо и за пределами вашего научного поля. Учёные всегда исходят из того, что все всё и так понимают, всем ясно, что их исследование является выдающимся.

По поводу небольшого количества статей из России, я бы сказал вот что. Простая причина того, что мы их мало публикуем состоит в том, что мы таких статей мало получаем, - это основная причина и основной ограничитель. То же самое мы наблюдали в  таких странах, как Япония, Китай. Если мы объясним людям, что такое журнал Nature, учёные перестанут бояться подавать туда свои статьи, и тогда мы увидим сразу резкий рост этих статей.

Борис Долгин: Спасибо, и два маленьких замечания. Я не могу согласиться с тем, что российские учёные совсем не имеют традиции написания просветительских, популярных текстов. Можно вспомнить чуть ли не любую отрасль науки, Сергея Сергеевича Аверинцева, который писал для вполне широкой аудитории, и тем более говорил для широкой аудитории, через Натана Эйдельмана и до физиков, математиков. Людей живущих сейчас, публикующихся. Поэтому нельзя сказать, что этого совсем нет. Я бы сказал скорее, что в России мало тех, кого в Америке называют писателями, не беллетристами, а именно писателями, значительная часть из которых - авторы отнюдь не художественных текстов. У нас действительно это такой не очень развитый жанр, а многие учёные у нас умеют очень хорошо рассказывать о своей науке. Это было одно маленькое замечание. А второе насчёт Nature. Когда был только создан Европейский суд по права человека, жалоб россиян было относительно мало, не все сразу поняли, что это такое и как этим пользоваться. Сейчас уже поняли, и теперь там думают, как справиться с валом наших дел. Мне почему-то кажется, что рано или поздно и Nature, и Science, и Scientific American обязательно столкнутся с валом текстов от жителей России, Украины и других стран, которые пока не еще очень привыкли к этому механизму, ещё его не освоили, но обязательно освоят.

Для разнообразия дам слово нашим читателям. Вопрос такой -  и для Scientific American, и для Nature. Предположим, что есть две статьи одинакового качества. Но одна из них написана известным профессором, а другая аспирантом, а может даже студентом. Будет ли какая-то из этих статей иметь преимущество? Они на разные темы, это не повтор друг друга.

Мариэтт Ди Кристина: Приоритет тому, кто первый прислал статью. Временнaя приоритетность, для Scientific American это важно. Но если статьи пришли в один и тот же день, конечно, опубликуем статью более известного человека. Это жизнь!

Дэвид Суинбэнкс: А у нас такой ответ: мы постараемся объективно подойти к содержанию статей, не будем обращать внимание или стараться не обращать внимание на автора. У нас очень много было разных профессоров, и Нобелевских лауреатов в том числе, которые присылали нам статьи, а мы их не публиковали. Мы исходим исключительно из содержания.

Мариэтт Ди Кристина: Если качество одинаковое, то тогда мы уже обращаем внимание на автора.

Борис Долгин: Этот вопрос тем более актуален для нашей страны. Когда мы спрашиваем: как должны, на взгляд ученых, те, кто управляет наукой, отделять хорошего учёного от плохого учёного, нам подтверждают, что не так важен административный пост в институте академическом или президиуме Академии наук, а и научная степень неважна. Смотреть надо совсем на другое: обычно делают акцент на публикации в авторитетных международных журналах. Другой вариант: говорят, что по так называемому «гамбургскому счёту» представители той же дисциплины знают, кто есть кто, но это конечно в гуманитарных областях чуть более сложно. Коллеги, вопросы.

Дарья Левская: Дарья Левская, аспирантка первого года, в гуманитарной науке. Я поняла, что приходит очень много статей в ваши журналы из разных стран, и вы говорили, что  ведётся определённая политика, разъясняющая, какой должна быть статья, чтобы автора публиковали. Раз так много статей, то много и отказов. Интересно, как происходит отказ? Вы просто отказываете в публикации, или, может быть, если статья заинтересовала, даёте какие-то рекомендации? Даете советы, что изменить, переделать в этой статье или рекомендация на будущее, чтобы автор менялся, чтобы публиковаться в вашем журнале?  Я думаю, что такие рекомендации нужны, ведь очень сложно добиться, чтоб первая статья вышла сразу в журнал.

Дэвид Суинбэнкс: Как я говорил в начале, мы очень много усилий вкладываем в объяснения авторам, какие статьи мы готовы принять и по каким критериям проводится отсев. Мы проводим эту разъяснительную работу на многих языках. Когда мы отклоняем статью, есть несколько оснований, несколько типов отказов. Есть отказ, когда мы пишем человеку, что с нашей точки зрения данная статья слишком узкая и скорее пригодна для специализированного журнала, а мы её не можем принять, потому что у нас немножко другая аудитория. Есть отказы, когда мы просим автора раскрыть дополнительную какую-то тему, если рецензенты указали нам на пробелы в этой статье. Можно сначала отказать автору, потом принять к печати ту же самую статью, но уже исправленную, изменённую. Очень много бывает таких вот пересылок туда-сюда: мы отказываем, её подают снова – отказываем, подают снова. Прежде чем я стал работать в Nature, я три раза посылал туда одну и ту же статью, причем мне три раза отказывали, а потом только опубликовали. Так что я очень хорошо знаком с ощущениями, когда получаешь письмо с отказом. Да, авторы могут ожидать какую-то обратную связь и в конечном итоге некоторые из них могут рассчитывать увидеть свою статью опубликованную.

Мариэтт Ди Кристина: А вы про Scientific American тоже хотели бы узнать? Мы тоже даём рекомендации. У нас есть специальная форма для тех людей, которые хотят подать статью. Они должны ответить на некоторые вопросы, потом мы даём рекомендации, как лучше структурировать статью, как лучше её организовать. Мы ещё даже можем с вами поговорить, прежде чем вы подадите окончательный вариант своей статьи, поможем вам вспомнить какие-то анекдотические ситуации, которые происходили во время исследований, что-то занимательное, что случилось в контексте вашего исследования и что вы могли бы включить в эту статью. Потом совет редакторов обсуждает статью и тоже даёт какие-то рекомендации относительно корректировок. Основные причины, по которым мы не принимаем статьи в Scientific American такие: во-первых, история неинтересная, скучная, ненужная нашим читателям. История должна быть занимательной, увлекательной. Почему она может оказаться неинтересной? В частности потому, о чём говорил Дэвид: она слишком узкая, может заинтересовать только узкое научное сообщество.  Второе основание: совсем недавно уже была похожая публикация. Дело в том, что Scientific American к одной теме может возвращаться примерно один раз в три года, потому что мы стремимся к разнообразию тем. Так что в таком случае нам придётся подождать какое-то время, прежде чем мы снова запустим такую статью на подобную тему.

Рихард Зинкен: Можно я тоже добавлю несколько слов? В Германии мы с другой стороны заходим к этому вопросу. Помните, у нас есть журнал о мозге и сознании. Поскольку мы хотим, чтоб молодые учёные писали в наш журнал, мы проводим курсы, на которых обучаем учёных писать для нашего журнала. Конечно, мы приглашаем очень ограниченное число таких учёных на эти семинары, но опыт достаточно интересный.  Была ещё одна инициатива, похожая на то, что делает Scientific American – это блогосфера, блоги. Мы можем порекомендовать человеку завести блог, потому что это замечательный способ установить контакт с читательской аудиторией плюс получить какие-то навыки письма, общения с людьми. Необязательно сразу стремиться опубликовать свою статью в Nature, мне кажется, можно начать и с блога, войти в  сотню лучших научных блогов, к примеру. Блог – это прекрасный инструмент для того, чтобы обзавестись собственным стилем изложения. А у кого-нибудь из вас блоги есть? Да? Ведёте? Молодцы.

Борис Долгин: У меня в связи с этим вопрос ко всем: а вы долго еще собираетесь делать бумажные издания? Это долго будет иметь ещё какой-нибудь смысл?

Мариэтт Ди Кристина: Когда к нам пришло телевидение, радио на этом не закончилось. Я думаю, что всегда найдутся люди, предпочитающие бумагу. Вопрос в том, сколько будет таких людей? Мой ответ: столько, сколько нужно. До тех пор, пока всё это будет иметь финансовый смысл, мы будем продолжать публиковаться на бумаге. Когда закончатся такие желающие, мы перестанем публиковаться на бумаге, но я не знаю, сколько времени на это уйдёт.

Рихард Зинкен: Вопрос, найдём ли мы читателей, которые будут готовы платить за цифровую копию, вот в чём вопрос, на самом деле. Для Nature ответ простой: Nature сегодня уже в большой степени цифровой продукт. Даже если вы знакомы с бумажной копией, с бумажным экземпляром, читательская аудитория  в Интернете очень большая.

Дэвид Суинбэнкс: Да, действительно, большинство наших читателей в Интернете живет, потому что Nature через университеты, через институты распространяется именно в Интернет, но мне кажется, что и печатные издания очень важны для тиража, и в  нашем случае ситуация немножко более сложная.

Рихард Зинкен: За Nature люди готовы платить даже за цифровую копию, даже за онлайновую копию: и люди, и учреждения. Что касается таких изданий как наше, нам сложнее брать плату за электронную копию наших изданий, поэтому для нас вопрос не в том, печатать на бумаге или в Интернете, а где мы можем заработать деньги.

Майкл Флорек: Когда вы говорите о публикации журналов, очень многое зависит от предмета вашего журнала, от того, о чём вы пишете. По очевидным причинам мы видим серьёзный спад спроса в таких категориях как новости и бизнес. Сегодня новости, особенно новости бизнеса можно легко узнать в реальном времени в Интернете. Поэтому получать ежемесячный журнал, который вам расскажет, что произошло за последний месяц на финансовых рынках – это не то, за что сегодня люди готовы платить. Понятно, что каждый журнал особенный, индивидуальный, но я думаю, что у печатных средств массовой информации есть некое будущее, опять же в зависимости от предмета.

Возвращаясь к словам Мариэтт, я согласен, что если наши читатели хотят увидеть электронную копию, мы дадим им электронную копию, хотят на бумаге – получат бумагу. И так будет до тех пор, пока это будет экономически обоснованно. Пусть решают наши читатели, а мы уже будет следовать за ними.

Борис Долгин: Прогноз?

Майлк Флорек: Я думаю, что падение печати будет идти достаточно медленно, в зависимости от категории. Что касается Scientific American, я думаю, что мы останемся в печати в ближайшем будущем. В годах, как это выразить, я не знаю, не готов рискнуть и называть конкретную цифру, но если посмотреть на наши долгосрочные прогнозы, я бы сказал, что ближайшие 10 лет печатные издания для этого журнала будут основным источником дохода. Nature конечно намного дальше находится на этом цифровом пути, с учётом их рынков и с учётом того, как они распространяют свой контент.

Дмитрий: Добрый вечер, меня зовут Дмитрий. Я здесь в двух ролях. Я эксперт Российской венчурной компании, и я очень рад вас всех здесь приветствовать и видеть такое количество молодых людей. Большое спасибо всем, что пришел. Вторая моя роль – я учёный, занимаюсь нейронауками, публиковался в Nature. Поскольку я автор, я сам прошёл через ад публикаций в Nature и при этом я приобрёл гигантский опыт. В российских университетах никто не учит студентов, как писать статью в Nature, и это большая проблема. Когда вы пытаетесь подготовить статью, вы имеете представление о том, какую статью ожидают увидеть российские научные журналы, а никак не Nature. Некоторые мои друзья, которые сейчас получают степени за границей, говорят мне, что проводятся тренинги, проводятся интервью и вот такие сессии, как наша сегодня: встречи между редакторами, которые работают в журналах и студентами. Я думаю, что этот вопрос стоит адресовать Дэвиду. Участвует ли Nature в обучении студентов? Рассказываете ли вы им, как публиковаться в вашем журнале, потому что это ваша база, ваше будущее, ваша база учёных.

Борис Долгин: В дополнение. Может быть, вы собираетесь это делать для российских студентов, для российских молодых учёных в постоянном режиме тренинга? Мы можем помочь, с удовольствием это сделаем.

Дэвид Суинбэнкс: Действительно, мы регулярно проводим такие занятия. Редактора Nature разъезжают по миру и выступают с лекциями о том, как публиковаться в журналах под зонтиком Nature. Наверное, вам нужнее был бы какой-то более глубокий семинар о том, как структурировать, как писать статью. У нас были такие общие лекции, а вы говорите о каких-то более глубоких навыках, которые бы хотели приобрести. Macmillan – это материнская компания издательского дома Nature. Мы недавно начали организовывать такие семинары на Ближнем Востоке, пытаясь передать там людям конкретные навыки. Не просто рассказать, не просто проинформировать, навыки какие-то людям дать. Я думаю, что в России тоже есть хороший потенциал, как и в Китае, для такого рода деятельности.

Борис Долгин: Ещё один вопрос от наших читателей. Какова ситуация с наукой в Африке? Там полная пустота или всё же есть какая-то положительная динамика?

Мариэтт Ди Кристина: Давайте я попробую отвечать на этот вопрос, поскольку только что сложила полномочия президента Американской ассоциации научных писателей. У нас в этой ассоциации состоит более 2,5 тысяч членов. Полгода назад на конференции журналистов, пишущих о науке, которая проходила в Лондоне, мы решили, что станем партнёрами арабских журналистов, пишущих о науке и проведём в Каире конференцию. Если не ошибаюсь, то в одном только Каире 26 научно-исследовательских институтов и достаточно сильное научное сообщество. Группе арабских журналистов, пишущих о науке, исполнилось всего лишь пять лет, а нашей ассоциации на тот момент было 75 лет, и мы решили, что выступим наставниками для развивающихся стран. Конференция эта сейчас перенесена в Катар, потому что как вы знаете, в Каире была революция. Насколько я  знаю, в Африке очень большой интерес к науке, но при этом там очень много и сложностей и для учреждений, которые там располагаются, и для исследователей, которые хотели бы проводить исследования непосредственно в Африке. Сейчас нужно быть очень упорным, чтобы работать в научной области в Африке, но возможности там для этого есть.

Валерий Хилтунен: Меня зовут Валерий Хилтунен, я журналист, 25 лет работал в «Комсомольской правде» в эпоху её расцвета, я Славу Голованова туда привёл. Я сейчас перечитываю статьи Славы Голованова «Клуб любознательных» в самой большой в мире газете: у нас был тираж 32 миллиона, нас читали 128 миллионов людей каждый день. Там отбор был не 6%, там миллионами письма приходили от людей, там в общем ни за что не стыдно. Я думаю, что это трагическое противоречие, что Запад не знает этой журналистики, которая, на мой взгляд, был намного более интересной, чем новости западные. Я читаю старые статьи Славы Голованова и думаю, это высший класс журналистики, который мир просто не узнал, потому что мы были за железным занавесом. Я бы сейчас посоветовал попытаться это восстановить как-то. Все статьи не оцифрованы к сожалению. «Клуб любознательных», выходивший тиражом 32 миллиона ежемесячно, представляете, что такое. Писал о философии, о социологии, об истории, об археологии, о космосе…

Борис Долгин: В первую очередь о космосе, я бы сказал.

Валерий Хилтунен: Я думаю, что если сделать такую академию людей, способных писать современные тексты, пониманием, как устроены мозги у африканцев, у украинцев, у россиян, то нужно об этом в первую очередь думать. Я к вашим услугам, если будет идея создать некий учебный центр, который бы соединил советский, российский опыт с тем, что на Западе. Я думаю, что это было бы очень полезно.

Скорее всего вы не читали эти статьи, потому что они не переводились, и в этом  очень большая печаль для человечества, потому что здесь, в России в силу разных причин было столько такого интересного, что пропало или почти пропало. Не только «Комсомолка», но и «Знание - сила», «Наука и жизнь», «Техника - молодёжи», это был всё-таки высший класс научно-популярной журналистики. Журналистики, которая ещё ждёт своего времени.

Борис Долгин: Тут всё-таки надо сделать маленькое уточнение. Ярослав Голованов - не ординарное имя российского научного журналиста, это всё-таки классик. Но по-моему, в сегодняшних российских медиа есть хорошие научные журналисты.

Валерий Хилтунен: Увы, их нет!

Борис Долгин: Есть!

Валерий Хилтунен: Есть, но как бы сказать, другого класса.

Борис Долгин: Вот у нас сидит Борис Борисович Жуков, начнём с этого. Есть отдел науки в «Русском репортёре», есть масса хороших мест.

Мариэтт Ди Кристина: Было интересно, спасибо!

Тимур Лепский: Тимур Лепский, кандидат физ.-мат. наук. Вопрос про конкуренцию. Какая средняя частота вхождения автора, например, за последние 10 лет в выпуски ваших журналов? И какая наибольшая частота? И второй вопрос – верно ли утверждение, что для того, чтобы попасть на страницы ваших журналов, предпочтительно писать статьи на злобу дня. Ну, например, было землетрясение в Японии – написали про сейсмологию. Если это утверждение верно, то какими секретами вы ещё с нами можете поделиться? Спасибо.

Дэвид Суинбэнкс: У меня нет с собой статистических данных - насколько часто например мы публикуем статьи одного и того же автора на протяжении какого-то периода лет. Безусловно, есть учёные, которые занимаются передовыми прорывными исследованиями, постоянно публикуют свои изыскания. Соответственно, их статьи можно регулярно найти в нашем журнале. А второй вопрос с вашим примером: землетрясения в Японии - статья о сейсмологии. Иногда мы продвигаем вперёд какие-то статьи, которые так совпадают с какими-то значимыми событиями в мире. Самое быстрое, что мы опубликовали в Nature – это было три дня. Это была статья, которая писала о радиоактивном дожде после Чернобыльской катастрофы. Были учёные в скандинавских странах, которые зафиксировали радиоактивные осадки, и они прислали нам свои исследования. И вот за три дня статья была опубликована – это было наиболее быстро, мы получили её в понедельник, опубликовали в четверг.

Мариэтт Ди Кристина: По поводу Scientific American я не уверена, интересно вам или нет, но на всякий случай скажу. Учёные, которые пишут для Scientific American, делают это один раз в жизни. Многие статьи рецензируются в научном мире, и иногда действительно у одного учёного есть какое-то одно открытие, одно достижение и одна статья. Естественно, когда нам представляется возможность, мы с удовольствием публикуем статьи наших предыдущих авторов, если они опять совершили какое-то невероятное открытие. Что касается совпадения с мировыми событиями и по поводу трагедии в Японии... Она произошла около 3 часа утра по нью-йоркскому времени, а я работаю в Нью-Йорке, и один из наших редакторов не спал по каким-то причинам этой ночью. Он увидел в Твиттере короткие сообщения о том, что в Японии произошло землетрясение. Немедленно этот редактор собрал пакет материалов, который мы публиковали или готовили раньше о цунами, о землетрясениях и так далее. Через четыре часа после этого мы уже связались с исследователем, который только что написал статью о раннем предупреждении землетрясений для Scientific American. Мы обратились к нему: Не могли бы вы прокомментировать это событие, и на следующий день, буквально за несколько часов, я думаю, даже 12 часов не прошло после самого цунами и  землетрясения, мы получили в блоге пост. Он в это время был в Европе по каким-то своим делам, он отложил все свои дела и опубликовал свои комментарии в нашем блоге. Мы обращаемся к учёным за их комментариями и если у вас будут такие предложения, то обращайтесь, пожалуйста.

Борис Долгин: Спасибо. Ещё один вопрос от наших читателей, тоже явно для обоих журналов. Перечислите, пожалуйста, основные ошибки российских авторов (может быть, даже в целом с постсоветского пространства), с которыми сталкиваются ваши редакторы и рецензенты. Есть ли у вас такие данные? Может быть, есть какие-то закономерности?

Дэвид Суинбэнкс: Это очень сложный вопрос, потому что я сам лично специально российские статьи не читал и не выбирал. Но я слышал, что здесь люди пишут длинными предложениями, которые не заканчиваются в принципе ничем. Может быть, люди говорили это в шутку, я не уверен, но насколько я понимаю, это стандартная проблема во всём мире, в том числе и российские исследователи неудовлетворительно объясняют значимость своего исследования. Они не могут объяснить, почему их исследование важно всем. Но это стандартная ситуация со всеми исследователями в мире.

Мариэтт Ди Кристина: Основная ошибка – это то, что мы от вас недостаточно статьей получаем. Всё. Если у вас есть какая-то блестящая идея, если вы считаете, что что-то должен узнать весь мир, пожалуйста, свяжитесь с нами. Я ничего не могу сказать об особенностях именно российских учёных, я думаю, что учёные во всём мире в принципе имеют одинаковые проблемы. Просто помните о своей аудитории – это основной мой совет. Помните о том, к кому вы обращаетесь.

Борис Долгин: Ещё один вопрос, можно сказать, совсем из жизни.

Вчера вечером мне позвонил академик Российской академии наук Владимир Захаров, позвонил из Новосибирска с рассказом о том, как на «5 канале» в удалённом режиме его почти продавили, чтобы он участвовал в передаче о Петрике. Захаров известен своей критикой этого, будем говорить прямо – шарлатана, правда, имеющего некоторую административную поддержку. И он рассказывал, как журналисты его втянули в программу, не сказав, что там предполагается дать развернутое слово и самому этому «деятелю». Как вы работаете с проблемой антинауки? Как вы работаете с проблемой сумасшедших? Это отчасти разные вопросы. Есть проблема сумасшедших, которые думают, что они учёные и что они открыли то, что все скрывают, все учёные вошли в заговор и скрывают. А есть ещё совсем не сумасшедшие, очень здравые люди, которые умеют хорошо считать, выбивать деньги, но иначе как шарлатаны не могут быть охарактеризованы. Как вы работаете с этими двумя видами ненауки? Или вы просто отсекаете себя от этого и не вступаете в дискуссии?

Мариэтт Ди Кристина: Если диалог возможен, тогда, наверное, да, поговорим, но если мы говорим о настоящих сумасшедших, то с ними говорить невозможно. Если есть человек, который создает впечатление рационального – мы постараемся с ним поговорить рационально, но если продвигается какая-то абсолютно безумная идея, с таким человеком лучше в переговоры не вступать, во всяком случае не в формате телевизионного шоу, это точно. Потому что победителей там не будет. Scientific American пытается дать обзор науки. Когда я говорю «обзор», я имею в виду то, что мы поощряем доказательное мышление, мы поощряем рациональные системы, которые появились 500 лет назад ещё во времена Галилея. Дело в том, что уже достаточно давно люди поняли, что такое гипотеза, как задавать вопросы и как следовать некоторой рациональной системе, чтобы искать ответы на поставленные вопросы. Это не новые инструменты – человечество с ними знакомо давно, но мы должны поощрять их использование постоянно, изо дня в день, изо дня в день.

Дэвид Суинбэнкс: Есть один способ, которым Nature справляется с такими удивительными людьми. Во всяком случае, такие люди как правило привлекают к себе всеобщее внимание. Был такой французский учёный, который постоянно присылал статьи в Nature, утверждая, что у воды есть память и что можно бесконечно растворять антиген в воде, и вода сохранит в памяти этот антиген, сохранит активность. Сэр Джон Мэддокс, который был тогда главным редактором Nature, в конечном итоге решил опубликовать статью. Он неоднократно отправлял её рецензентам, этот французский учёный присылал всё какие-то новые данные, отвечая на возражения рецензентов, и в конечном итоге господин Мэддокс решил всё-таки её опубликовать. Но при условии, что к этому учёному отправится команда исследователей. Команда была такая необычная. Она состояла из волшебника – мага, чародея и эксперта по научному мошенничеству. Они прибыли в эту французскую лабораторию, к этому французскому учёному, провели огромное количество тестов и экспериментов, слепых экспериментов в том числе, и пришли  к выводу, что результаты ложные. Собственно это и привело к закату карьеры этого «ученого».

Борис Долгин: Спасибо, да, надо в виде ремарки сказать, что паранаучный фильм, сделанный российскими телевизионщиками вослед этой идее - «Великая тайна воды» - их коллегами-телевизионщиками зачем-то был награждён какой-то очень большой телевизионной премией. Видимо, эти коллеги считают, что всё остальное, что выпускается телевидением ещё хуже.

У меня вопрос прикладного характера, про бизнес-модель. Кто и как формирует продуктовый портфель компании, может быть, какие-то кейсы в плане потребителей вашей продукции. Кто и как использует эти базы знаний, меня больше, конечно, интересует корпоративный сектор. Я так понимаю, что большой запрос идёт с той стороны, не только от отдельных людей, но и компаний, корпораций, которые занимаются развитием. Спасибо.

Дэвид Суинбэнкс: Я начну с короткого ответа. Я уже говорил, что я сам отвечал за запуск целого ряда изданий под зонтиком Nature, сейчас, мне кажется, их уже восемь. Последнее наше пополнение – издание об изменениях климата. Когда мы выбираем область для нового издания, мы очень тщательно анализируем всех кандидатов. Во-первых, это поле знания должно быть достаточно широким, потому что у нас нет нишевых журналов. Например, науки о материалах – это был первый журнал, отпочковавшийся от Nature. Материалы – это широкая область, в ней работает огромное количество учёных во всём мире. То есть мы смотрим на количество статей, которые публикуются по данному направлению, количество других журналов по данному направлению, поскольку у Nature очень избирательный подход, требуется накопить определённую критическую массу заявок. Чтобы иметь возможность публиковать какое-то количество статей, нужно 90% отбраковать. Это то, что касается мира печати на бумаге. Потому что в то время мы выходили на бумаге каждый месяц, и нужно было получать по меньшей мере шесть-десять статей, готовых для публикации в журнале. Соответственно, добавьте сюда ещё 90%, сколько мы должны были бы получать. Мы пытаемся не выходить в те отрасли науки, в которых в год публикуется меньше 10 тысяч статей, научных работ. 

В интернете конечно мы можем заниматься более нишевыми отраслями, там не нужно заниматься печатью журнала, склеиванием страниц и всем таким подобным. Как я также упоминал, сейчас есть новая модель для издательского дела – открытый доступ, и мы проявляем к ней интерес. В мире есть такая проблема, как бюджеты библиотек. Мы за последние два десятилетия запустили целый ряд журналов, но понятно, что сегодня библиотекам становится всё сложнее покупать журналы, потому что бюджеты у библиотек не растут теми же темпами, что развивается наука. Но модель открытого доступа – это другая модель финансирования, финансирование предоставляется грантами исследователей, а вот гранты как раз и растут в той самой пропорции, с которой раздвигаются горизонты науки. Соответственно, для нас это новая возможность, новая бизнес-модель, и мы сегодня публикуем большее количество журналов, используя этот подход открытого доступа. Я надеюсь, что мой ответ вас устроит.

Майкл Флорек: Что касается Scientific American, то в рамках группы ведётся обсуждение запуска новых продуктов – это коллективный процесс, но в нашем случае идеи о новом продукте, об инновациях могут поступить из любых источников. Очень часто редакторы что-то предлагают, конкретный редактор, например, занимаются каким-то полем исследований, видят там некие возможности. А может быть это специалист по рекламе, который видит какую-то возможность. Есть базовые критерии, которым мы следуем. Для нас всё более важным становится то, что потенциальные новые продукты должны быть устойчивыми, возобновляемыми, если хотите. То есть этот продукт должен постоянно вызывать интерес у читателя, чтобы читатель был каждый раз готов его покупать, снова и снова. Плюс у этого продукта должен быть низкий входной барьер. Во многих случаях это означает дополнительный, очень сильный цифровой компонент. Запуск нового журнала, особенно на американском рынке – это дело трудоёмкое. Экономика печатного издания сегодня очень неблагоприятная, я имею в виду нового печатного издания, конечно. Есть такой журнал в Америке, называется Portfolio, Портфель. Выпускает его Condé Nast, одно из крупнейших издательств в Америке, у них в портфеле, кстати, такие журналы как Vogue, Vanity Fair, The New Yorker, то есть это очень мощные издания с миллионами читателей, вы наверняка их знаете. И они решили инвестировать 100 миллионов долларов в ежемесячный журнал с веб-сайтом, это был финансовый журнал. Они от этого проекта отказались в прошлом месяце окончательно и бесповоротно. Для них эта модель оказалась неустойчивой. Привлечение новых клиентов оказалось таким дорогим, что требовали гигантского количество рекламы. За последние 10 лет произошли радикальные изменения по нескольким причинам. Поэтому я не мог бы дать вам какой-то однозначный ответ на ваш вопрос – это очень творческий процесс. Я с удовольствием бы услышал хорошую бизнес-идею от девочки, которая сидит на ресепшене, так же как и от любого редактора.

Мариэтт Ди Кристина: По поводу информации о клиентах, о читателях – мы конечно используем наши знания о читательской аудитории, когда создаём новые продукты. Однако, мы имеем ограниченные возможности использовать эту информацию за пределами собственного бизнеса. Мы пользуемся этими сведениями, но делиться этой информацией в принципе нельзя, запрещено. В США можно при определённых условиях распространять списки подписчиков для того, чтобы предложить этим подписчикам какой-то новый журнал, но это очень дорогостоящее мероприятие.

Майкл Флорек: Недавний такой феномен или бизнес-тренд. Как вы знаете, сейчас мир завоёвывает планшетники. Что это такое? Это девайс, это устройство для потребления контента. Какие возможности это предоставляет для издательств? Причём не только журналов, но издательств, публикующих книги. Короткий ответ у меня такой: не знаю. Эти планшетники появились примерно год назад, помните, первый iPad, и многие издатели журналов восприняли iPad как какую-то уникальную, огромную возможность. Но за последний год выяснилось, что нам нужно получше всё-таки изучить потенциал этих устройств и такую систему распределения контента. Потому что есть много разных платформ, всё это не так дёшево и просто, как мы думали в начале. Не обязательно потребители с удовольствием будут потреблять такой контент, наш контент на планшетниках. И мы отказываемся от этой возможности. Планшетники – это определённые потенциал и, может быть, некий неизбежный шаг в сторону миграции к цифровому контенту, но всё это происходит не с той скоростью, которую мы изначально ожидали.

Борис Долгин: Мне пришла записка с тремя вопросами, из которых два очень короткие. Короткие вопросы. Как можно попасть в школу научных публикаций в Германии? Как можно записаться к вам в школу?

Рихард Зинкен: Для начала нужно приехать в Германию.

Борис Долгин: Это не проблема.

Рихард Зинкен: Интересный вопрос, потому что мы всегда как-то ограничивали себя локальным рынком и не думали, что у людей из других стран появится желание приехать к нам на семинар. Я даже горжусь таким вопросом. Именно поэтому мы нигде не рекламируем этот семинар, на нашем сайте, например, о нём ничего нет. Мы его организуем в сотрудничестве с университетами. Если хотите, напишите нам письмо, у нас на сайте есть адрес электронной почты, и мы постараемся с вами поработать, Мариэтт и я. У нас есть в Твиттере аккаунты, поэтому если вы тоже в Твиттере, можете нас там найти и нам написать. А когда как мы организуем контакт, я думаю, всё остальное состоится.

Борис Долгин: Ещё один вопрос от читателей: вы планируете обеспечить распространение ваших журналов в России? Я говорил, что «В мире науки» распространяется в России, его легко купить, но может быть вопрос в том, собираетесь ли вы распространять в России иноязычные версии журнала: английскую, немецкую?

Майкл Флорек:  Я могу говорить только про англоязычную версию, мы привозим ограниченное количество наших англоязычных изданий, которые мы называем либо экспортными, либо для экспатов. Мы англоязычную версию продаём по миру тоже – у нас общий тираж сегодня 85 тысяч экземпляров, но это только на английском языке, то что в США распространяется. Реклама, которая там печатается, в основном ориентирована на американский рынок, на американских читателей в американской версии, но  американскую версию можно найти и в других странах мира. Я не помню точно, какой у нас тираж в России и сколько мы сюда привозим. Я думаю, что наверное, тысячу, может быть, полторы тысяч экземпляров англоязычной версии Scientific American.

Рихард Зинкен: По поводу версии на немецком языке. Я с удовольствием бы организовал дистрибуцию в Россию, но я не думаю, что это реалистично. Но я переадресую вас на наш сайт, потому что Scientific American и Spektrum  можно найти в цифровом формате в виде файла *.pdf в Интернете. Это не бесплатно, потому что иначе мы умрём через пару лет. Нам приходится брать плату за эти *.pdf файлы, но в любом случае через Интернет они доступны в любой точке мира

Борис Долгин: И последний вопрос. Это, кстати, вопрос от сотрудника научного центра неврологии РАН Валерия Соболева: какие формы взаимодействия есть у ваших журналов с венчурными фондами? Возможно, вопрос был спровоцирован Российской венчурной компанией, но я бы расширил вопрос. Сегодня есть зона связи между наукой и экономикой, причем очень плотная. Проблема инновации, проблема монетизации научных и технологических идей - одна из самых горячих. Работаете ли вы с этой проблематикой, описываете ли вы каким-то образом, хотите ли вы заниматься описанием того, как это происходит, описанием моделей инновационного бизнеса и так далее? Находится ли это в какой-то степени в зоне вашего внимания?

Мариэтт Ди Кристина: Не очень широко. Читатели Scientific American хотели бы узнать об исследованиях, а не о применении результатов этих исследований. Я давно работала в журнале Popular Science, до прихода в Scientific American – они пишут о технологиях, и взаимодействие науки и бизнеса – это скорее их тема. Но время от времени у нас тоже появляются такие статьи, у нас есть пара страниц в начале журнала, мы пишем о возможных вопросах политического характера, административного характера науки, а ещё есть другая секция, которая называется «Форум», туда мы приглашаем капитана бизнеса, политика, или видного учёного, чтобы они там поразмышляли на тему взаимодействия науки с бизнесом, на тему взаимодействия науки с образованием, с политикой и так далее.

Дэвид Сунибэнкс: У нас есть одно издание, где мы пишем о применении результатов исследований в области биотехнологии.

Майкл Флорек: У нас тоже есть такая секция, Сustom publishing, Сustom media solutions. Мариэтт правильно сказала, что на страницах Scientific American непосредственно об этом предмете мы не пишем, но у нас есть определённые клиенты, которые хотели бы получить некую поддержку бренда Scientific American. Мы должны при этом очень уважительно относиться к редакторской части нашего журнала, и всё, что мы там поддерживаем, должно быть высочайшего качества – это позволяет нам поддержать определённые бизнес-интересы и венчурные инициативы в том числе. Spektrum в Германии, Nature действуют в том же ключе. Для нас это бизнес прибыльный. В прошлом году мы писали статьи о неких социальных вопросах, то есть о борьбе с голодом, о коммуникации компаний, которые изучают науки о здоровье человека.

Алексей Торгашёв ("Русский репортер"): У меня два вопроса. Первый из них довольно простой: на сайте Nature в разделе топ-ньюс публикуются короткие новости, популярно изложенные, текущих публикаций в основном журнале. Хотелось бы узнать, кто осуществляет отбор этих новостей: научная редакция Nature или тот журналист, который готовит материал?  И второй вопрос: более сложный, наверное. Я неоднократно слышал от наших учёных, что для публикации в Nature желательно иметь одного соавтора, работающего в США, не обязательно американца по происхождению, но работающего в США. По крайней мере, в одном случае я это слышал от человека, имеющего опыт многократных публикаций в Nature, которому я доверяю. Откуда берутся такие представления и слышали ли вы об этом? Спасибо.

Дэвид Суинбэнкс: Отвечаю на ваш первый вопрос: выбирают редакторы. Они решают, что с их точки зрения является самым актуальным, самым интересным, что нужно вывести на первую страницу сайта.

Отвечая на второй вопрос, по поводу соавтора в Соединённых Штатах. Я неоднократно заявлял, что нас интересует наука, вне зависимости от страны её происхождения. Очень часто мы сталкиваемся с таким восприятием, что у нас есть предубеждения, что мы скорее выбираем англоговорящие страны. Нет, это не так! Нас не интересует источник, будь то Китай, Япония, Россия, нас интересует передовая наука, наилучшая наука, а  есть там авторы, соавторы, нас это не волнует.

Борис Долгин: Спасибо.

И самый последний, к сожалению, вопрос, зато всем сразу. Кто вас в эту область привёл, как вы сами начали писать статьи: научные, научно-популярные,  и кто вас учил?

Дэвид Суинбэнкс: Может я начну?

Дэвид Суинбэнкс: Помните, я говорил в начале, что я занимался океанографией в Японии. Так получилось, что моя докторантура подошла к концу, и я в это время заметил, что в Nature стало появляться всё больше статей о Японии, они завели себе корреспондентов в Токио. Как такой пожарный вариант, я нашёл этого токийского корреспондента, и задал ему вопрос: нельзя ли поработать на него фрилансом. Была среда, и он сказал: «Да, можешь написать что-нибудь до следующей недели, то есть к следующему четвергу». И я сказал: «Хорошо, если ты дашь мне тему, на которую нужно написать». «Нет-нет-нет-нет, - сказал он, придумай тему сам». – «Ну, ладно, если я придумаю сам тему,  вы направите меня к тем людям, с которыми стоит на эту тему поговорить?» – «Нет-нет-нет, - сказал он, сам ищи людей». Ну, ладно. Была среда, вечер. В четверг я отправил этому человеку, корреспонденту список возможных вариантов тем. В пятницу он мне ответил, что, может быть на эту тему стоит написать. Тогда я начал обзванивать людей, написал статью за выходные, в понедельник ему отнёс. Он на неё посмотрел и сказал: «Ммм, да, неплохо, неплохо». При этом он её всю перелопатил, поставил её с ног на голову. Потому что я-то думал как учёный, когда писал эту статью. Оказывается, для журнала статью нужно было писать по-другому, вот он мне помог её переписать. В четверг в Nature эта статья была опубликована. Вот так я и пришёл на работу в Nature.

Мариэтт Ди Кристина: А у меня история вступления в область научной журналистики немножко другая. Когда я была ребёнком, я очень любила окружающий мир. Рядом с нашим домом было озеро, я везде совала свой любопытный нос. Например, палец опускала в воду, к нему приплывала рыба, я рыбу ловила в пакет с водой и несла домой. Я не понимала тогда, конечно, что рыбе нужно больше кислорода, чем было в этом пакете, и она умирала следующей же ночью. Я её хоронила, была очень опечалена и через пару недель снова возвращалась к этим своим занятиям. У меня был микроскоп, я помню, что сама себе палец колола для того, чтобы рассматривать кровь под микроскопом – мне был очень интересен окружающий мир, я хотела понять, как он устроен, как он работает. Когда я в школе познакомилась с наукой, выяснилось, что учёные занимаются какими-то вещами, которые мне были неинтересны и неприятны. В частности, они выбирали всего одну тему и всю жизнь ею занимались. А мне не хотелось заниматься всего одной темой. Поэтому я решила изучать абсолютно всё. Вы знаете, журнализм – это немного о разном. И когда я приступала к какой-то новой теме, я сначала ничего не знала, потом я узнавала всё больше и больше, учёные были очень щедры со мной – всё мне объясняли, и просто как я в школе поняла, что не хочу заниматься всего одной темой до конца жизни, я также знал, что мне нравится творчество. Когда я уже переходила из школы в университет, я увидела, что есть большее количество людей, которые с большим энтузиазмом относятся к творчеству, а мне всё было интересно, но в недостаточно высокой степени. В университете я отправилась на курсы по журналистике. У нас был очень жёсткий преподаватель, он вечно нам устраивал какие-то страшные занятия. Представьте себе, давал о нам задание, что вы прибыли на место авиакатастрофы и вы должны взять интервью у диспетчера. У вас есть три минуты на то, чтобы узнать об обстоятельствах этой катастрофы, у вас есть 15 минут, чтобы подготовиться, 10 минут, чтобы взять интервью и очень быстро написать статью на три параграфа. Почему-то это мне ужасно нравилось, у меня адреналин выплескивался, и мне очень понравилось, что я из ничего я могу нарисовать целую увлекательную историю. Однажды этот профессор попросил меня остаться после занятий. Я решила, что всё, пришёл мой смертный час. Я зашла в аудиторию, очень боялась, дрожала, и тут профессор меня спрашивает: а какой у тебя основной предмет, который ты изучаешь в университете? Я говорю: я не знаю, может, public relations – связи с общественностью. Он на меня посмотрел: какие public relations? Ты должна быть журналисткой, ты должна заниматься журналистикой! Так что был конкретный преподаватель, профессор, который мне мозги в правильном направлении поставил. Мне всегда нравилась наука, и в качестве развлечения я уговорила университет, чтобы я посещала программу для выпускников, ещё когда сама училась и не получила диплом. Это был такой специальный журналистский курс с уклоном в науку, мне это страшно понравилось, и всё, вот так сформировалось. Мне очень нравится, что в Scientific American есть целая концепция использования научных иллюстраций, что отвечает на мою потребность в творчестве.

Рихард Зинкен: Я тоже начал писать в школе, для школьного журнала, и мой отец был журналистом. И когда я задумался о профессии, спросил у него, как насчёт того, что я стану журналистом. Он мне сказал: «Слушай, если ты решил заняться журналистикой, сначала получи диплом по какой-то нормальной специальности, что-нибудь серьёзное, потому что ты всегда должен понимать то, о чём пишешь». Поскольку наука меня тоже всегда привлекала, я решил изучить физику, хотя было непросто. И после этого уже я занялся журналистикой. Когда мне мой отец велел сначала получить нормальный диплом, это был дельный совет с его стороны.

Борис Долгин: Спасибо. В качестве ещё одного маленького замечания я скажу, что одна из моих первых публикаций в сфере научной журналистики была связана с журналом Scientific American, поскольку тогдашний редактор отдела науки «Учительской газеты», а ныне редактор отдела науки «Русский репортёр» Григорий Тарасевич, зная мой интерес к философии науки, попросил меня и ещё одну коллегу сделать реферат дискуссии, которая тогда развернулась между Джоном Хорганом и Стюартом Кауфманом о проблеме конца науки. Мы с коллегой проаннотировали и перевели частично часть текстов и писем читателей. Таким образом, это было связано с нашими сегодняшними гостями, которых я еще раз хочу поблагодарить. Я хотел бы поблагодарить также наших партнёров: Российскую венчурную компанию, которая является не только фондом фондов, фондом, создающим венчурные фонды, но занимается созданием экосистемы инновационного бизнеса в России. И к этому наша сегодняшнее мероприятие, имеет самое прямое отношение. Хотел бы еще поблагодарить журнал «В мире науки», российское издание Scientific American. И читайте «Полит.ру»!

Спасибо!