Может показаться парадоксальным, но я оцениваю последние 20 лет в истории отечественной гуманитарной науки как плодотворные, хотя и считаю, что за нашими учеными большой долг – преодолеть кризис понимания собственной страны, ее недавнего прошлого.

Нынешние ветераны

Меня нисколько не смущает выражение «ветеран науки», которое, казалось бы, ассоциируется с дачным пенсионером. Но я не знаю ученых-обществоведов в системе Российской академии наук, которые прекратили бы трудиться по достижении пенсионного возраста. Дело здесь не только в малых пенсиях, но и в том, что в подавляющем большинстве ученые, накопив знания и жизненный опыт (последнее очень важно для гуманитария), продолжают заниматься своим тяжелым трудом.

Как говорил мне мой учитель академик А.Л.Нарочницкий, «чтобы стать хорошим историком, нужно иметь чугунный зад». Кстати, его докторская диссертация по истории колониальной политики великих держав на Дальнем Востоке – это минимум десять нынешних докторских диссертаций по объему охваченных проблем и изученных архивных материалов. До самой смерти в 80 лет он руководил научным институтом, писал книги и редактировал труды.

И сегодня еще один мой учитель – 95-летний академик Г.Н.Севостьянов издает многотомные публикации документов по истории внешней политики и дипломатии. 93-летний академик С.Л.Тихвинский, которого я навестил в майские праздники, сидел в комнате пансионата РАН над рукописью многотомной истории Китая. Отметивший свое 90-летие академик Ю.А.Поляков за последние годы написал три тома исторических очерков и книгу воспоминаний.

Наступило время относить к ветеранам и себя самого: прошло почти полвека после окончания университета и издания первой научной работы, 40 лет работы в системе АН СССР и РАН и 23 года директорства в самом крупном в мире научно-исследовательском институте в области этнологии и антропологии – Институте этнологии и антропологии РАН.

Что можно сказать тем, кто думает, что наука, в частности гуманитарная, – это из разряда барьерных дебатов с голосованием аудитории или это своего рода занятие-хобби: сегодня сатирик или врач-офтальмолог, а завтра – автор сочинений про загадки истории и про происхождение русского народа и всего человечества?

Научный труд – это прежде всего добывание нового знания, а не просвещенная публицистика, и это обязательная специализация по теме или периоду, на которую порой уходит вся жизнь. И это повседневный ненормированный труд в одиночку или в коллективе. В трудные послевоенные десятилетия в Институте этнографии АН СССР была создана многотомная серия «Народы мира» с этнографическими картами племенного состава населения государств, от чего глаза на лоб полезли даже у работников Госдепа США, который переиздал эти карты на английском. Несколько десятилетий они были в мировой науке первоисточником для этнологов и политиков.

Спустя полвека мной был инициирован проект серии «Народы и культуры», посвященный истории и этнографии народов бывшего СССР. За 20 лет вышли в свет 20 томов – самые полные сводки историко-этнографического знания о народах. Могу сказать, что подобного труда в мировой науке не существует и скоро не появится. Десятки и даже сотни ученых работали под эгидой российского академического института, чтобы создать эту серию.

Почему новый век лучший

В сознании многих современников нынешний день – это некая аномалия между славным прошлым и обещаемым будущим. В современной России академическую науку, в том числе и гуманитарную, топчут все кому не лень: от федерального министра до активиста молодежного евразийского движения, окончившего заочно подмосковный техникум. Пару лет назад «младоевразийцы» приходили с черными флагами к Главному зданию РАН, чтобы обличать академика В.Л.Гинзбурга за его позицию активного неверия в Бога, а меня – за критику теории Л.Н.Гумилева.

Попробую показать новейшие мировые достижения россиян и поделюсь видением проблем гуманитарной науки.

Во-первых, открытие российского общества для мира и для самих себя крайне полезно сказалось как на гуманитарных штудиях, так и на самих ученых. Открылись многие архивы, открылась для анализа современная проблематика, снялись барьеры в отношениях с зарубежными учеными. Сотни зарубежных ученых приезжают работать в российских архивах и библиотеках, проводить полевые исследования. Не меньше уехало наших аспирантов и ученых вести исследования и работать в зарубежных странах.

Во-вторых, уменьшилось число научных работников-гуманитариев, что, казалось бы, можно считать негативным фактором: меньше практиков науки – меньше производимого знания. Считается, что уменьшение числа ученых произошло из-за сокращения финансирования академии. Сокращение финансов было, но по академическим институтам могу сказать, что ушли из-за этого на другие работы единицы. Число ученых в гуманитарных институтах сократилось не более чем на четверть, а число самих институтов и их номенклатура остались прежними.

Плохо это или хорошо – не знаю, но знаю, что преемственность и научная школа очень важны в науке. Поэтому сотни вновь созданных центров и институтов ничего собой не представляют, кроме умения потрошить спонсоров и издавать туфту в кожаных переплетах с золотыми обрезами. Или вообще уметь только делать комментарии в СМИ по всем вопросам: от демографии до национальной стратегии.

Еще одна проблема: кризис подготовки ученых и аттестации научных кадров. При растущем запросе на высшее образование, а также увеличении числа вузов появилась облегченная система рекрутирования людей в научные и вузовские работники. Высшая аттестационная комиссия (ВАК) не справилась с мощным проявлением личного – часто подкрепленного деньгами или услугами – интереса защищать диссертации и становиться кандидатами и докторами без достаточных на то оснований. Среди гуманитариев появилось большое число недоучившихся или совсем не учившихся, которые, в свою очередь, стали производить себе подобных из новых студентов. В естественных науках это сделать труднее, хотя и среди специалистов по ракетам ныне встречаются недоучки.

В результате группового лоббирования или даже фантазий неофитов от науки разбухла и перекосилась номенклатура гуманитарных дисциплин и наук. В России появились неведомые в мировой науке дисциплины и направления. Однажды Российская академия государственной службы (РАГС) лоббировала в ВАК новую дисциплину – «нациология», но остановились на чем-то типа «национальные отношения и институты». Старейшую и всемирно распространенную социально-культурную антропологию узурпировали культурологи и социальные работники. Появились несколько регионалистик, геополитик и «цивилизациеведений» т.д.

Судьба РГНФ

Хаоса и импровизаций в российском гуманитарном знании с точки зрения институционально-управленческой более чем достаточно, ибо каждые новые министерские руководители буквально сваливаются с луны, не имея должного представления о природе науки и даже обычного кругозора. Эта ситуация нуждается в исправлении, и вот здесь не помешают внешние эксперты.

И все же в смысле организационном многие издержки перевесило создание в 1994 году Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), который смог наладить систему объективной экспертизы и распределения грантов ученым и малым коллективам. Как член совета фонда, могу сказать, что до самого последнего времени фонд работал честно и с огромной пользой. Однако за последние пару лет, со ссылками на Счетную палату и правительство, произошло реформирование фонда.

По новому уставу сведены к минимуму полномочия совета фонда и все решения по грантам принимает бюро совета из нескольких человек. Ограничена творческая свобода грантополучателей по части привлечения исполнителей, гранты на издание книг доступны только по итогам исследовательских грантов, появились заказные супергранты размером в 1 млн. долл. в год, за который нужно выполнить исследование и опубликовать по результатам книгу. Такое никогда и нигде, по крайней мере в гуманитарных науках, не практиковалось и не может быть исполнено, если по-серьезному и без распила.

Все это можно было бы пережить и поправить, если бы не новая инициатива сверху, которая внушает опасения дальнейшей бюрократизации поддержки гуманитарных наук через РГНФ. По письму помощника президента Андрея Фурсенко сначала президент, а потом и глава правительства дали поручение подготовить доклад о деятельности Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и РГНФ. Они, по мнению помощника, имеют «совпадающий функционал», «неизмеримо низкий уровень грантов», заключают в себе «потенциальные риски дублирования» и не позволяют выполнять «наиболее перспективные междисциплинарные исследования».

За этими хлесткими оценками скрывается предложение ликвидировать или слить РГНФ с РФФИ, поскольку в последнем также имеется отдел гуманитарных наук. Но это направление в РФФИ сейчас сведено к минимуму, и получают там гранты только физические антропологи и еще некоторые ученые, которые используют методы естественных наук (например, секвенирование ДНК археологических материалов). Это направление в РФФИ можно закрыть, ибо РГНФ все больше поддерживает проектов на стыке с естественными науками (например, медицина и психиатрия). Но ликвидировать фонд, который специализируется на грантах гуманитариям, – это большая ошибка.

Как говорится, ломать – не строить. Деньги фонду можно добавить, хотя нынешний размер грантов РГНФ (в среднем 500 тыс. руб. в год) вполне сопоставим с международной практикой. Предложенная Фурсенко международная экспертиза для десятков тысяч заявок на гранты – это неосуществимая утопия, а вот международная экспертиза относительно деятельности фондов и их реформирования действительно нужна.

Что открыли и что объяснили

В России на особом счету наука археология. Возможно, потому, что у страны большая территория и древняя история, а возможно, свою роль сыграли личности выдающихся археологов уже нашего времени типа А.П.Окладникова и Б.Б.Пиотровского. А может быть, потому, что археологи меньше лезут в политику, зато политики следят за археологами, чтобы обратить в свою пользу их открытия.

Сегодня мощные археологические центры есть в Москве, Санкт-Петербурге, Омске, Владивостоке, Новосибирске, Казани, Махачкале. Каждое лето сотни отрядов отправляются на раскопки. За последние два-три года они в срочном порядке обследовали ложе будущей Богучанской ГЭС, которое чуть не ушло под воду со всеми памятниками. На плато Укок новосибирцы Н.А.Полосьмак и В.И.Молодин сделали мировое открытие – погребение знатной женщины («принцессы Укока»), за что получили Государственную премию. Самое последнее мировое открытие – доказанное академиком А.П.Деревянко существование между неандертальцем и хомо сапиенсом промежуточной эволюционной ветви. Лингвист академик А.А.Зализняк в сотрудничестве с историками выполнил работы первостепенной научной важности о русской письменности и был также удостоен Государственной премии.

История и историки ныне в центре общественного внимания, но этот интерес не без проблем. На любом книжном развале от московской площади Маяковского до торговой площадки в Кисловодске можно видеть, что предлагают и что читают по истории наши граждане: половина книг – про Сталина, Гитлера, полководцев и злодеев, заговоры против России со стороны Запада, жидомассонов, а теперь еще и либералов, мультикультуралистов.

На Северном Кавказе второй десяток лет не сходят с прилавков книги про кавказскую войну и про доблести горцев. В центре страны предпочитают читать про арктическое происхождение славян – прародителей человечества, про «русский крест» и про «Русь – Третий Рим». В книжных магазинах можно купить за большую цену книги про новую хронологию математика-академика Фоменко, которому еще и добавят часовую передачу на телеканале «Культура».

Что делали последние годы академические гуманитарии? Большинство из них в полемику не вступали и переплюнуть тиражи неофитов не пытались. Зато работали в архивах, издавали документы, писали монографии и коллективные труды. Назову впечатляющие философскую энциклопедию, энциклопедию истории и культуры Китая (удостоена Государственной премии), энциклопедии Сибири и Урала. Есть проект Большого исторического атласа России.

Ученые Отделения историко-филологических наук РАН помимо плановых работ выполнили последовательно три программы фундаментальных исследований президиума РАН: «Этнокультурные взаимодействия в Евразии», «Адаптация народов и культур в условиях природных, техногенных и социальных трансформаций», «Историко-культурное наследие и духовные ценности России». По каждой из них опубликовано по 130–150 книг и по 1 тыс. научных статей. И это при финансировании около 25 млн. руб. в год на всю программу! Теперь предлагается такие деньги получать за одну книжку. Это, наверное, и есть «оптимизация функционала».

Возможна ли научная политика

Наблюдая много лет за жизнью ученых, я пришел к выводу: научное творчество (точнее – работа) привлекает особый род людей, менее одержимых жизненным преуспеванием, но любящих самоорганизацию и не терпящих внешних вмешательств. Признаюсь, что за 22 года уверенного директорства мне не удалось изменить выбранную или навязать новую тему ни одному своему сотруднику. Привлечь к новым проектам с финансированием еще можно, но и это только в случае, если ученый сам себе не обеспечил исследовательский грант или не погружен в любимую тему.

Это не означает, что научная политика невозможна. Решающими факторами являются новые теории или методологии, а также сама общественная практика, которая ставит свои задачи каждодневно. В России таких вызовов за постсоветский период было достаточно. И надо сказать, что только по моей «епархии» были заново выстроены такие направления, как теория этнической идентичности, конфликтология, юридическая антропология, мигрантоведение, медицинская антропология, гендерные исследования.

Сейчас изданные РАН фундаментальные энциклопедии, словари русского языка и академические собрания сочинений переиздаются коммерческими изданиями без особых церемоний. Монографические исследования отдельных проблем в малотиражном исполнении воспринимаются как никому не нужное занятие «традиционных» ученых. Культура научных ссылок и комментариев в историко-филологических трудах утрачивается.

Ваковское требование научного аппарата и обязательного рецензирования материалов применительно к научным журналам выполняется плохо. В списке журналов ВАК многие издания – это полукоммерческие проекты без редакций и редактирования, а только с таксами за публикацию материалов для соискателей ученых степеней. Здесь, пожалуй, одно из самых провальных мест российского обществознания. Купившие публикации и диссертации наукой заниматься неспособны. И это не единицы, а целые «серые» институты и вузы, для которых действительно нужен срочный аудит.

Но так ли уж идеально и незаменимо выглядят ведущие гуманитарные институты РАН? Могу говорить ответственно про Отделение историко-филологических наук. На сегодня его институты заключают в себе самые квалифицированные научные кадры страны в области названных дисциплин.

Даже перетянув более высокими зарплатами некоторых крупных специалистов в свои коллективы, такие лидеры вузовской школы и науки, как МГУ, СПбГУ, МГИМО, Высшая школа экономики, РГГУ, не могут конкурировать с РАН по части гуманитарных исследований. Чтобы воспитать славистов, историков-архивистов, историков-античников, медиевистов, востоковедов, лингвистов, текстологов, фольклористов, археологов, антропологов и других «классиков», нужны не заочные бакалавриаты и даже магистратуры, а упорный труд со студенческой скамьи и в первичном научном коллективе (как у врачей ординатура).

Никаких скорых дивидендов эти занятия не дают, а для частных инвесторов – это чистая убыль. Но чем были бы Россия и ее культура, если бы не было толкового словаря русского языка, академических собраний сочинений, сводов фольклора и летописей, этнографических трудов по истории народов страны, многотомных всемирных историй и энциклопедий?

Академические «нетленки», за которые не стыдно спустя 30 и 50 лет, независимо от правящих режимов составляют основу интеллектуального капитала нации. Этот капитал создают представители гуманитарных и социальных наук наряду с творцами высокой художественной культуры, а также массовой культуры. Но только здесь есть своя «биологическая цепочка». Приведу пример из своей дисциплины.

Сначала академик Н.Н.Болховитинов написал фундаментальную историю Русской Америки. В том числе он восстановил по документам сюжет о любовной истории русского графа Резанова и дочери испанского правителя Кончиты. Потом к нему пришел поэт Андрей Вознесенский и выяснял детали этой истории, чтобы написать поэму «Юнона и Авось». Потом композитор Алексей Рыбников сочинил советскую рок-оперу по поэме, и она стала частью массовой российской культуры. Поэтому без ученого Болховитинова (ныне уже покойного) 27 июля 2012 года в американском городе Санта-Роза труппа из России не смогла бы исполнить рок-оперу «Авось» по случаю 200-летия форта Росс – одной из примечательных страниц общей истории двух великих государств.

Заключительное назидание

Именно назидание, а не просто заключение, потому что, придя в науку из уральской семьи школьных учителей, к концу карьеры кое-что понимаешь лучше. Не всем повезло родиться в семье двух поколений профессоров истории, как это случилось у Андрея Александровича Фурсенко. Некоторые могут оказаться во властной позиции, никогда с гуманитариями даже и не пересекаясь (я знаю одного бывшего вице-премьера правительства, который по истории признает только труды Фоменко и Гумилева). Желание реформировать/оптимизировать эту материю может быть велико, и намерение призвать для этого внешних экспертов также можно понять.

Но хочу предупредить: за всю историю моего достаточно уверенного директорства я не смог избавиться от некоторых откровенных бездельников и не смог сделать некоторые из задуманных и нужных реформ. Зато я сохранил и приумножил славу Института этнологии и антропологии РАН как лидера мировой гуманитарной науки. В этом я уверен. Поэтому, кстати, я не против внешнего аудита академических институтов. Сильным он будет в помощь.

Фото Чимизы Ламажаа