О

Литературовед, фольклорист Зоя Самдан – не кабинетный ученый. Тридцать семь лет собирала она по всей Туве устное народное творчество – сказки и мифы.

И тувинские сказители, заговорив на родном и русском языках, присоединили свои голоса к представителям других народов в многотомной академической серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» – огромном проекте российских ученых из разных республик, который начался в 1983 году и продолжается до сих пор.

Подарком судьбы считает она эпопею, связанную с работой над двумя томами этой серии: «Тувинские народные сказки» и «Мифы, легенды, предания тувинцев»

И уверена: этот огромный труд – не напрасен, звучащий в книгах серии разноязыкий фольклор будет актуален во все времена.

Потому что он идет от народа и возвращается к нему.

Пора сказок

– Зоя Баировна, какую сказку вам в детстве рассказывали на ночь?

– Не помню, чтобы мне рассказывали сказки, я любила читать сама, особенно – тувинские. Чтоб никто не мешал, дома залезала под стол с длинной скатертью, зажигала свечку и читала в своем убежище.

Видимо, судьбой было предначертано: сказки, которыми я зачитывалась в детстве, во взрослой жизни стали объектом сложных научных изысканий.

– А в чем сложность исследования тувинских сказок?

– В их многосюжетности и древних истоках – тюркских и индо-тибетских. Сказочная литература Востока оказала заметное влияние на тувинскую народную словесность.

Это явление изучали ученые Антон Каваевич Калзан, Гунга Очирович Туденов, на эту тему есть кандидатская диссертация Антонины Саар-ооловны Донгак.

Сказки передавались из Индии в Тибет, из Тибета в Монголию, из Монголии – к нам. Большинство из них в оригинале – книжные произведения, но к нам пришли в устной форме.

Это отдельные сюжеты из знаменитого цикла индийских рассказов – так называемой Бирбалианы, сюжеты из «Панчатантры» – памятника санскритской повествовательной литературы третьего – четвертого веков. Бытовали также тексты, называемые по именам главных героев монгольского источника: «Арджы-Бурджу», «Мигир-Мижит», «Кол-Дарыма».

– Как же народ, не умея читать, знакомился с этими древними сюжетами?

– Раньше в буддийских храмах – хурээ собиралась тувинская аристократия и ученые ламы. Прочитанные на монгольском языке сказки они в устной форме передавали собравшимся. А те – дальше.

– Дошедшая до нашего времени традиция в зимние ночи празднования нового года – Шагаа – до утра рассказывать сказки восходит к тем временам?

– Да. В зимние вечера с появлением на небе созвездия Плеяд – Угер – начиналась пора сказок. А когда созвездие Плеяд исчезало, у народа начиналась трудовая пора.

Обычно сказитель-тоолчу мог исполнять и сказки, и эпос. Эпос – огромное произведение, состоящее из речитативной прозы или стихотворных строк, но сказители хорошо его запоминали и исполняли в течение двух или трех вечеров.

У сказителей была феноменальная память! Удивляешься, как они могли столько запоминать, не зная письменности.

Сказки имели свои скрытые модели, поэтические типические места: зачин, описание внешности богатыря, его коня, золотой царевны – дангыны. Не отходя от основного содержания, каждый сказитель добавлял что-то свое, импровизировал.

Профессия – сказитель

– У тувинцев была такая особая профессия – сказитель?

– Да, но этой сложной профессии обучались только те, кто обладал даром красноречия, имел хорошую память и интерес к делу. Самые сказочные места в Туве – Сут-Холь, Монгун-Тайга, местечко Хендерге в Улуг-Хеме, овюрский и улуг-хемский Торгалыг.

Мастерство исполнения сказок обычно передавалось от деда к отцу, от отца к сыну. В Туве имелись целые традиционные школы: сказительская школа Тюлюша Баазаная в Улуг-Хеме, школа династии Шожала Сурунмаа, а также Чанчы-Хоо Ооржака в Монгун-Тайге, школа Манная Ооржака в Сут-Холе.

Если же человек хотел научиться мастерству у сказителя из другой семьи, то за обучение давали коня. Например, мать Баазаная отдала своего коня сказителю Конгаржыку, чтобы он научил ее сына сказительскому искусству. Тоджинский сказитель Баян Балбыр, чтобы научиться исполнять «Гэсэр», подарил коня знатоку сказания.

Все в округе знали, где живет большой сказитель. Даже из дальних мест приходили в зимние вечера со своими дровами, чтобы всю ночь поддерживать в очаге огонь, одаривали сказителя холун актаар – восьмушкой чая, молочными и мясными продуктами. Это была не плата за сказку, а благодарность слушателей.

Сказители обычно были очень талантливыми людьми. Умели не только сказывать сказки, но и были на все руки мастерами: камнерезами, вызывателями погоды – чатчы, знахарями – оътчу.

– Сколько сказок было в их репертуаре?

– Средний репертуар тувинского сказителя – двадцать или тридцать сказок. Но некоторые знали гораздо больше. Например, в репертуаре Баазаная было около девяноста сказок. Чанчы-Хоо знал 150, Конгаржык – 300 произведений. Это только то, что в двадцатом веке сумели зафиксировать ученые, часть репертуара даже не успели записать.

– Вы не назвали женских имен. Женщинам запрещалось рассказывать сказки?

– Запрета на исполнение сказок тувинскими женщинами не было, но сказительниц было немного, в основном, они рассказывали бытовые короткие сказки для детей.

– Сказитель ни в коем случае не должен был оставлять сказку недосказанной. В этом был какой-то мистический смысл?

– Да. Отношение к сказке у тувинцев было особенно почтительным. Сказка воспринималась как что-то священное, что нельзя забыть, утаить, исполнить небрежно. Люди верили, что человек, имеющий сказительский дар, живет долго, так как он своим талантом услаждает слух духа-хозяина местности, и всякая нечисть к нему не пристанет.

Сказители, даже если слушатели засыпали, обязательно должны были до конца рассказать сказку. Они верили, что есть дух-хозяин сказки – тоол ээзи, и сказочные хозяева могут обидеться и наказать. Есть даже такая сказка «Почему нельзя таить сказку?»

Сказке приписывалась магическая сила, верили, что она сопутствует удачной охоте. Охотники раньше брали с собой на охоту сказителя, чтобы тот у костра сказывал сказки: призывал удачу, чтобы умилостивить духа-хозяина тайги.

Сказитель, сидя на ширтеке – войлочном ковре, скрестив ноги по-восточному, закрыв глаза и покачиваясь, входил в мир сказки, увлекая слушателей за собой. А охотничью добычу с ним делили наравне.

Последнее поколение

– А сегодня, в двадцать первом веке, у нас остались истинные сказители?

– Это грустно, но истинных сказителей почти уже нет. Перед девятым слетом сказителей в 2008 году, подыскивая кандидатуры участников, провели разведывательную экспедицию по всем районам Тувы. Знатоки нашлись, но большинство исполняло малые жанры: народные песни, кожамык – припевки, загадки. Если даже сказывали сказки, то коротенькие: бытовые и о животных.

Почему забылись архаические формы сказки и эпоса? Первая причина: исчезла востребованность, люди перестали их слушать, так как появилось радио, телевидение. Они более или менее сохранились в устной форме там, где люди живут вдали от цивилизации, например, в Цэнгэльском сумоне Монголии.

Вторая причина – годы репрессий, когда преследовались шаманы, ламы и сказители. Поэтому, даже зная сказки, отцы боялись передавать их своим детям.

Если постоянно не сказывать эпос, сказку, то живое бытование исполнительства утрачивается. Если отец-сказитель умер и не передал знание сыну, преемственность прерывается.

Сегодня осталось последнее поколение: дети сказителей, которые слышали сказки от своих отцов. Они сами уже в преклонном возрасте. Но одно дело сказки сказывать со всеми типическими поэтическими формулами, другое – просто пересказывать содержание.

Но в прошлом году я нашла настоящий кладезь фольклора. Это Билдирмаа Базыровна Самдан. Девичья фамилия – Банчык, она просит называть ее Бортук-угбай.

Тоже знак судьбы: когда я лечилась в больнице, Бортук-угбай сама ко мне подошла. Мы попросились в одну палату, и я за две недели записала у нее 70 страниц уникального материала, даже о болезни забыла.

Для ученого Билдирмаа Самдан – настоящая находка: потомственная чабанка, в школе не училась, не прочитала ни одной книги, но в совершенстве владеет монгольским и тувинским языками, прекрасно знает народную педагогику и медицину, национальную кухню.

Умеет делать все, что полагается тувинской женщине и даже мужчине: шьет одежду, кадыг идик – тувинскую обувь с толстыми подошвами и загнутыми вверх носками, плетет разные изделия из сухожилий, охотится, рыбачит, отлично ездит верхом. Истинное дитя природы.

То, что с нею происходило в пять лет, помнит, как вчера, и рассказывает образно, ярко, красочно. У нее свой особый словарь. В ее речи не найдешь ни одного русского слова. Сотовый телефон у нее – хол удазыны, мед – ары мыяа, гречка – кырлан, бомж – бок чушкуур, асфальт – албатынын алдын сарыг оруу.

Бортук-угбай всю жизнь чабанила в Качыке, в труднодоступном месте Эрзинского района. Сейчас на пенсии, живет в селе Нарын. Ее отец был большим охотником и брал дочь с собой. Охотники близлежащих мест вместе охотились и вечерами рассказывали друг другу истории, потому она так много знает.

Знает все названия местностей и связанные с ними истории. В рассказанных ею историях о магачыне – людоеде, верблюде, о солнце и луне я узнала уникальные варианты мифов.

Перекочевавший Иванушка

– В сказках разных народов встречаются одинаковые сюжеты. Чем это можно объяснить?

– Ученые пришли к выводу, что на ранней стадии развития человечества у всех народов была одинаковая психология, поэтому и сказки имеют почти одинаковое содержание.

Большое значение имеют и контакты. Например, наши сказители пересказывали на тувинский манер русские сказки, в которых имена героев и названия мест отувиниваются, а сюжет остается: «Тан Иванушка», «Шестилетний Ыйваандай», «Иван-Барабан», «Хан Степан». Эти сказки бытовали в Улуг-Хемском, Каа-Хемском, Тандинском районах, где с девятнадцатого века рядом жило русское и тувинское население.

Есть много кочующих сюжетов, и даже термин «бродячие сюжеты» – сюжеты международные.

Сказковедение – серьезная наука. Существует даже международный каталог сказочных сюжетов. Это как в химии таблица Менделеева: каждый сюжет имеет свой код.

Если назвать любому сказковеду, будь он американец, европеец или азиат, допустим, номер 310, он сразу поймет, о чем сказка. А номера 310а или 319б – уже нюансы сюжета.

В этом международном каталоге сегодня более двух тысяч сюжетных типов, и он постоянно пополняется национальными сюжетами.

Изучая тувинские сказки, я обнаружила восемь сюжетов, которые нигде не встречаются. Например, богатырская сказка «Хайындырынмай Багай-оол» – «Багай-оол с кипучей энергией». Ничего похожего ни на европейские, ни на азиатские сказки, а только наше – чисто тувинское. Получается, что мы обогащаем мировой фольклор.

Не от печки, а от речки

– Сколько лет вы уже изучаете тувинское народное творчество?

– Без малого сорок лет. Правда, в школьные годы у меня даже мысли не было о какой-то научной филологической деятельности. Мечтала стать врачом. Но когда после школы приехала в Кызыл поступать в вуз, целевых мест в мединститут не было, и я подала документы на факультет психологии Московского госуниверситета. Сдала экзамены на пятерки и одну четверку, родные за меня радовались.

Но в МГУ взяли абитуриента, имеющего рабочий стаж. Хорошо сдавшим экзамены предложили выбрать другие места. Меня уговорили учиться на химфаке Иркутского государственного университета.

На первом курсе сразу же начались высшая математика, сопромат, и я поняла, что это – не моя стезя. Начала собираться домой и тут происходит невероятное: меня, первокурсницу, вызывает сам проректор университета: «Почему не хотите учиться? Мы по договору приняли на государственное обеспечение пять человек из Тувы и обязаны выпустить пять специалистов».

Оробев, что-то лепечу о своих гуманитарных склонностях. И тогда проректор предлагает в виде исключения выбрать учебу на одном из четырех факультетов – журналистском, юридическом, историческом, филологическом. Дает два дня на размышление.

Не понимая своего счастья, продолжаю мечтать о доме и переводе в Кызыльский пединститут, но мой дядя Василий Амырдааевич Копеел по телефону убеждает продолжить учебу на филфаке Иркутского госуниверситета, доказывает: филолог – специальность многогранная, он может быть и журналистом, и учителем, и ученым.

И я прислушиваюсь к его совету: выбираю филологический факультет. На филфаке тоже поначалу было нелегко, все вокруг, кроме меня самой, казались такими умными! Но постепенно пришло увлечение учебой, даже тоска по дому прошла.

Особенно увлеклась заданием, которое после второго курса мне дала преподаватель языкознания Анастасия Григорьевна Митрошкина: «За время летних каникул собери всю информацию о топонимике родного района».

Работа над топонимикой – происхождением географических названий Тес-Хемского района – увлекла по-настоящему. Летом 1970 года все старожилы были мною дотошно опрошены, удалось собрать большой материал о происхождении названий села Самагалтай, гор Сайгын, Туглуга, Казанак, перевала Калдак-Хамар, рек Тес, Ужарлыг-Хем, Дыттыг-Хем.

Вложив в задание всю душу, написала маленький, но самостоятельный научный труд. Вскоре курсовая работа «Микротопонимика Тес-Хемского района» лежала на столе у Анастасии Григорьевны.

– Интересно получается: если большинство начитает от печки, то вы проявили оригинальность – начали от речки. Село Самагалтай, где вы сделали первый робкий шаг в науку, – ваша родина?

– Да, я родилась в Самагалтае 22 апреля 1951 года. Наш дом стоял недалеко от места, где раньше находилось Самагалтайское хурээ. Храм давно снесли, но нам часто попадались цветные осколки из прежнего богатого монастырского хозяйства, которыми мы украшали свой сайзанак – игрушечную постройку из камней.

Главным и самым желанным зданием села для меня была школа. В начале нашей улицы возвышался холм, который в детстве мне казался большой горой, с него открывался целый мир – школьная территория. Я так хотела попасть туда! Со слезами упрашивала уходивших на уроки братьев взять меня с собой.

Чтобы успокоить меня, мама заранее купила школьную форму, повесила на плечики и уговаривала: форма уже есть, нужно только немного подождать – подрасти.

Накануне первого школьного дня мне приснился сон: Мынчаак-башкы – учительница начальных классов Мария Санааевна Енаа, улыбаясь, протягивала мне «Ужуглел» – «Букварь». Мама посчитала это хорошим предзнаменованием для учебы. Так и произошло: я очень полюбила школу.

В то время в самагалтайской школе работал очень дружный и сильный интернациональный коллектив. Анна Михайловна Маланичева открывала нам мир русского языка и литературы в средних классах. В старших классах любовь к этим предметам подметил, развил и определил мою будущность учитель Михаил Николаевич Борсоев.

Среди любимых учителей – и мой классный руководитель в старших классах, учитель обществоведения Сенденмаа Алексеевна Сат, которая сейчас живет и здравствует в Кызыле. В школе работали дружные семьи педагогов Демчиков, Чындыгыров, Кочага, Тараачы.

Нас готовили и к практической жизни. На уроках труда учили работать с деревом, железом. На уроках домоводства мы готовили еду, шили, даже учились пеленать детей, тренируясь на куклах. На субботниках заготавливали сено, дрова, сажали картофель, мастерили скворечники. Летом собирали ягоды, орехи, ловили сусликов.

Весь наш класс увлекался лыжами, баскетболом и волейболом. А еще – хоровой и танцевальный кружки, ежегодный смотр художественной самодеятельности, выезды к чабанам в составе агитбригад.

Так что школа была для меня действительно вторым домом, а третьим – старый клуб Самагалтая. Тогда в селе не было телевизоров, и каждый вечер все дружно шли в клуб: смотреть новый фильм. Кино играло большую роль в воспитании нашего поколения.

Усилия наших учителей не прошли даром. Кого только нет среди моих одноклассников, выпускников 1968 года: Лариса Баир-оол, Александра Борбай-оол, Сергей Енаа – врачи; Тамара Кунгаа, Виктор Кара-оол, Тая Оюн, Лариса Полева – учителя; Володя Колеватов, Володя Куюков, Лева Сандю – инженеры; Анатолий Самдан, Сергей Санчай – работники правоохранительных структур; Раиса Догуй-оол – финансист; Надежда Темир-оол – библиотекарь.

Вина перед отцом

– Ваши родители – кто они?

– Мама, Оюу Булчуновна Аракчаа, всю жизнь проработала закройщиком-швеей в самагалтайской швейной мастерской, она была искусной мастерицей. В селе все знали ее под домашним буддийским именем Камаа – богиня любви в переводе с древнего санскритского языка.

Мне было 12 лет, когда мама тяжело заболела. Через десять лет она ушла из жизни, но успела воспитать трудолюбие и ответственность во всех нас – семерых детях.

Папа, Баир Амырдааевич Аракчаа, работал бухгалтером, его так все и звали – по профессии – Бугалдыр. Долгое время я ничего не знала о нашей родословной по его линии. В детстве в тихих разговорах родителей слышала слово «контр», но не понимала сути этого слова, пришедшего из времен репрессий.

Сегодня приметы той поры всплывают в памяти: в селе были люди с именами Сталин, Сталь, Маленков, Киров, Щорс, Чапай. Очень уважаемыми были начальники, их называли почтительно «дарга» и боялись. Лам и шаманов высмеивали. Традиции и обряды народа считались пережитками прошлого.

Только много позже узнала: мой прадедушка Чооду Чыргал-Чочу был ламой Самагалтайского хурээ, а папа в юности – хуураком-послушником. Отца за такое «контрреволюционное» происхождение исключили из партии, он был даже осужден на два года.

Папа много лет пытался восстановиться в коммунистической партии. Чтобы добиться этого, в преклонном возрасте, уже пенсионером, несколько лет работал дворником: убирал в Кызыле двор Дома политпросвещения, относившийся к ведению обкома КПСС, ныне это Дом народного творчества. Наконец, добился восстановления, очень радовался, а через год – в 1991 году – коммунистическая партия распалась.

Знаете, я до сих пор чувствую вину перед папой. После ухода мамы он жил в моей семье более двадцати лет. Жил рядом, а я так и не удосужилась записать старинные истории, которых он так много знал.

Когда отец просил, чтобы я, тогда уже серьезно занимавшаяся тувинским фольклором, записала то, что знает он, отказывалась наотрез и ехала за много километров в районы: искать других знатоков. Так нас научили в советское время: не записывать своих близких.

Папа умер в 88 лет, в 2000 году, в год, когда родился мой первый внук Саша. После его ухода стала разбирать папины документы, бумаги и остро осознала свою беспечность и вину перед ним. Он был знатоком старины, хорошо знал родословную людей его поколения, проживавших в Тес-Хемском и Эрзинском районах, но эти знания унес с собой.

Найденный среди папиных бумаг записанный от руки текст топонимического мифа «Улуг-Хайыракан, Биче-Хайыракан и река Тес» – о происхождении этих названий – я включила в том «Мифы, легенды, предания тувинцев», который вышел в 2010 году в многотомной академической серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока».

В конце тома есть много указателей: списки имен персонажей, топонимов, собирателей текстов, мест записи текстов и, конечно же, указатель имен исполнителей. Среди них – имена знаменитых исполнителей мифов и легенд Агылдыра Маскыровича Монгуша, Хургул-оола Сазыг-Хунаевича Монгуша, Оруса Донгур-ооловича Куулара.

Включив в том записанный отцом топонимический миф, выполнила долг перед ним и загладила свою вину. Теперь и его имя – в числе имен знатоков тувинского фольклора.

Окончание в следующем номере