Сегодня в Национальном музее Тувы пройдет презентация новых книг доктора исторических наук, профессора ТГУ Николая Абаева. Их выпуск был приурочен к начавшейся вчера третьей международной научно-практической конференции «Тенгрианство и эпическое наследие народов Евразии: истоки и современность».

На конференции, на которую съехались ученые из разных стран мира, обсуждаются вопросы влияния тенгрианства на мировоззренческие основы тюрко-монгольских народов, речь идет и о диалоге религиозных культур народов Центральной Азии и Сибири.

– Николай Вячеславович, название вашей новой монографии мудреное: «Тенгрианство и этнокультурогенез тюрко-монгольских народов Алтай-Байкалии». Растолкуйте, пожалуйста, в чем актуальность этой темы, почему тенгрианство так востребовано сегодня?

– Сегодня уже все признают, что тенгрианская цивилизация – это не только и не столько определенный хозяйственно-культурный уклад, сколько духовный феномен с идеалом почти даосского «странничества», особая свобода духа. Та самая свобода, которая, кстати, очень явно выразилась, в том числе, и у казачества. Про все мировые цивилизации говорят, что определяющую роль в их формировании сыграла та или иная мировая религия, или национальная, скажем, буддийская, конфуцианская, мусульман­ская, христианская и так далее. А вот тенгрианству, которое задолго до ислама, христианства и буддизма определяло духовное и культурное развитие центральной части Евразии, отказывали до недавнего времени в статусе отдельной цивилизации, хотя именно от него, как показали многочисленные исследования, и произошли многие цивилизационные культуры евразийского мегаконтинента.

– Вы очень смело призываете отказаться от привычных терминов «кочевник», «кочевой народ». Почему?

– Я считаю, что это неудачный, грубый перевод греческого слова «номад», что означает буквально «пастух». Пастух не обязательно кочует, просто он более свободен в своем передвижении. Вместе с тем, наши центрально-азиатские номады очень привязаны к родной земле, своим священным горам. Это и есть характерная черта тенгрианства, как и более высокого уровня социальной самоорганизации, саморегуляции и духовности, носящей космический характер, как в даосизме и дзэн-буддизме. При этом тюрко-монголы, сразу перешедшие к особой цивилизации с имперскими формами государственности, совмещенными с конфедеративными формами социальной самоорганизации (союзы племен, родов, кланов и т.д.), почти одновременно перешли и к мировой религии. При этом они сохранили более архаичные социокультурные традиции, в том числе элементы первобытного «шаманства», которому европоцентристы придали слишком большое значение, тем самым «унизив» тенгрианские этносы до «малых» народов Сибири и Дальнего Востока», которые до Новейшего Времени действительно находились в первобытном состоянии.

Известно, что Чингисхан серьезно интересовался даосизмом и даже читал в оригинале даосские тексты, а его внуки сделали тибетский буддизм государственной религией. Примерно такая же парадигма самоорганизации и саморегуляции легла в основу самурайского дзэн-буддизма. И таких удивительных совпадений, свидетельствующих о том, что как по своим этногенетическим, так и духовным корням «все мы – сибиряки с горы Шумеру», очень много.

Взять, к примеру, труды Леонида Гумилева. Историк явно недооценивает роль религиозной харизмы, тенгрианской по происхождению. Как, впрочем, и сибирские истоки этой религии, хотя был очень близок к истине, когда писал о связях религии ариев и монголов с тибетским бон. Тува же вообще никак не фигурирует в евразийской теории. В «неоевразийском» учении говорится, правда, об Алтае, но с моей точки зрения надо точнее говорить о Саяно-Алтайской горной стране, как о ключевом элементе понятия «Священная гора Шумеру», от которого и произошла историческая Сибирь-Шумер.