За последние десять лет тувинская фольклористика в контексте этнографии изменилась значительным образом. Точнее, изменилась под влиянием интересов западной культуры к нашей древнейшей уникальной народной культуре. Я раньше не предполагал, что японцы, американцы и немцы проявят к ней интерес и языку.

Сейчас представители этих народов с большим интересом изучают тувинский язык на базе ТГУ. Это говорит о том, что они, в первую очередь, ищут секреты методики изучения хоомея. Он и камнерезное искусство вызывают интересы многих людей в разных уголках планеты.

В Долине царей в одном кургане за одно лето нашли уникальные памятники культуры древних народов из чистого золота. Ладно, золото, допустим, земля верно охраняла. Удивительно, как нематериальная частичка культуры, хоомей, выжил через века и войны? Это – дух наших предков. Он, как эхо пещер и журчание неисчислимых речушек, вытекающих из отрогов Серебряных гор (Монгун-Тайга – название горы в Западной Туве). «Какие красоты природы! А какие трудолюбивые и спокойные люди! Как они чувствуют музыку! У них очень интересная музыка, неповторимая по интонации, по какой-то мягкости. Сразу ощущаешь, что такие напевы могли родиться у добрых и веселых людей среди простора и покоя. УДИВИТЕЛЬНОЕ ЕДИНСТВО ПРИРОДЫ, ЛЮДЕЙ И МУЗЫКИ!» – восхищалась известный композитор из Москвы Людмила Лядова еще в 1978 году на прощальной встрече со зрителями в Тувинском муздрамтеатре.

Отвечает на духовные запросы народа доктор исторических наук, народный писатель Тувы Монгуш Борахович Кенин-Лопсан исследованиями по шаманизму и мифам. Доказал, что дух тувинских сказаний, следовательно, и дух нашего древнейшего народа, неотделим от эха и звуков наших гор и лесов. Это трехчастный эпический роман «Юрта табунщика», книга рассказов «Небесное зеркало», роман «Танец козерога» и множество поэтических книг, которые в свое время издавались в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Творчество Кенин-Лопсана удивительно тонко символизирует душу тувинца в гармонии с нашей природой. Это феноменальный поэт и романист.

За рамками поэтических творений феномен Кенин-Лопсана четко проявился в его многолетних исследовательских трудах по мифологии и шаманским алгышам. В истории российской фольклористики не встречал подобной книги: «Алгыши тувинских шаманов». Он, таким образом, как оваа, построил памятник нашим древним предкам. Эта книга переживет века!

В самых обыденных вещах он видит поэзию, видит ее глазами простого человека, увлеченного вдохновением. Вот в тепляке, в овечьей кошаре резвятся ягнята – «черные пляшут младенцы»… Тонкое наблюдение. В его поэзии много солнца, горного воздуха, крепкой лесной свежести, долетающей из тайги, много жизнелюбия, так необходимого истинному поэту. В нем – рериховский дух. Кстати, наши предки издревле были рериховцами, иначе кто бы догадался назвать обыкновенные ледниковые горы Монгун-Тайгой (Серебряная тайга), водную гладь – Сут-Холем (Молочное озеро). Наши предки изначально были младогегельянцами (я всегда восхищаюсь философией гениального Гегеля!). Рерих, познав сущность буддизма, открыл себя на снежных вершинах Гималаев. Кенин-Лопсан в 1980-е годы за сказками часто ездил в Монгун-Тайгу, на Кара-Холь, Тере-Холь.

В младенческие годы мне любо было смотреть на серьги в ушах девочки. Я любил рисовать. Играл на хомусе. В девять лет поступил в школу. Мы жили в юрте. Далеко от поселка. Я пас овец. В то время ( 1958–59 годы) умерших хоронили, как у нас принято, акка ажаар: не клали гроб в землю, а оставляли на земле недалеко от аала. Страшно было смотреть на гроб, когда отара овец забредет к нему. В первый раз приходилось обходить его кругом или ждать, когда скот уйдет подальше от этого места. Вытаскиваю хомус из кармана, играю, чтобы отогнать в себе страх. Играя, не смотрю в сторону гроба, а вижу степь. Музыка успокаивает меня.

В старших классах испытываем любовь – это мука. Хотя озорной, по натуре я человек очень робкий – это мучительно. Как-то вечером в интернате читаю стихи Кенин-Лопсана. Там вся моя чабанская жизнь. Радость от своего труда. Ощущение материального мира.

Над зимней пастушьей стоянкой в горах ночная болтливая буря шаталась

и славной уборщицей вдруг оказалась – весь мусор она убрала со двора.

И лишь на заре перестала крутиться, ушла отдыхать в припорошенный лес. Оттуда вернулась поющею птицей,

и зеркальцем синь засияла небес.

Пришел в казанак я сквозь теплые сенцы,– там спали ягнята всю ночь без тревог,

и вижу, как черные пляшут младенцы,

так весело пляшут, аж пыль из-под ног.

5 марта 1962 г. Кызыл.

21 января 2000 г. Кызыл.

Перевел Юрий Разумовский

«Киноварь». С. 76.

«Черноталы». Там всего четыре строки. А вместили они целый тувинский мир. Такое может придумать только поэт из рода потомственных охотников.

Черноталы вдруг сделались волейболистами —

между ними взлетают пушистые мячики...

А утрами присмотришься – ясными, чистыми:

это просто местами меняются рябчики!

7.03.1974

Перевел Семен Ботвинник, «Моё сердце», с.8.

А на тувинском языке «Бора-Талдар», 1957. Сколько воздуха, простора-динамики! Одно восхищение!

Кара-Тал – это название местности. Поэт тут «выступил» как свежий ветерок. Тут и легкая кисточка художника, одновременно он создает музыкальную партитуру – таков наш поэт-шаман великий Кенин-Лопсан! В лице одного шамана – современное синкретическое тувинское искусство.

По стилю он самый оригинальный, чистейший тувинский поэт. Его поведение, манера, действительно, он человек из легенды. Созерцатель-одиночка, кто-то из русских поэтов о нем писал.

Нет более требовательного к себе писателя, чем он. В прошлом году он издал большущий том лирики. Третью часть книги занимают дорт одуруг шулуктер, как он сам назвал катрены.

Как раб в корыте с водой промывает золотоносный песок, извлекая из него золото, так над каждой новой книгой лирики работал патриарх тувинской литературы. Мне нужно заново учиться у него, как подавать в люльку свое любимое детище – стихи.

Веками, как ветры свистят и бушуют о скалы Саян, так всю жизнь неустанно шаманит поэт Кенин-Лопсан. Свои повести и романы, поэмы или легенды он называет одним общим термином – сказки. В этом есть тайна его творчества. Этим он выражает свое негативное отношение к глобализации, чтобы она не разрушала вековую тувинскую национальную культуру.

Сама матушка-природа создает и формирует наш разум, привычки и обычаи. Наши предки-кочевники имеют богатейший опыт материальной и духовной жизни. В прошлом веке европейские и русские ученые исследовали этнографию и фольклор тувинского народа. Но изнутри, как сам носитель Кенин-Лопсан, так глубоко никому не удавалось делать философско-эстетические выводы и суждения. Монгун-Тайга—Серебряная тайга – это наши Гималаи. Рерих, познав суть буддизма, так воспел кистью эти вечно белоснежные вершины. Чтоб мы могли осознать поэтику слов своих предков. Сут-Холь – Молочное озеро. Вера в силу красоты окружающей Родины – в этом суть национального духа.

Его стихи и поэмы, повести и романы, научные труды по мифам и шаманизму – воистину живая память нашего тувинского народа. Она теплит в себе и хранит его утраченную историю. Слова лауреата Нобелевской премии А.И. Солженицына «литература вместе с языком сберегает национальную душу» можно отнести к заслугам патриарха тувинской культуры, почетному члену Нью-Йоркской АН США, народному писателю Тувы, доктору исторических наук Монгушу Бораховичу Кенин-Лопсану.

С 1947 по 1953 годы ни за что был репрессирован один из зачинателей тувинской литературы, народный писатель Тувинской АССР Сергей Бакизович Пюрбю. Столько муки и горя пришлось преодолеть талантливейшим людям—это не только его личная беда, но горе всей нации.

С.Б. Пюрбю после освобождения переводит на родной язык «Евгения Онегина» А.С. Пушкина, «Ромео и Джульетту» У. Шекспира, сам написал несколько прекрасных пьес для Тувинского музыкально-драматического театра им. В. Кок-оола. Кенин-Лопсан считал его своим учителем.

Кстати, он сам чуть было не пострадал. Последствия сталинизма при активной жизни Монгуша еще не исчезли. Был такой траги-комический случай с ним в конце 70 годов. Писатель находился в творческой командировке в южных районах республики. Он шел пешком с сумкой, полной старинных книг, которые он нашел в пещерах. Оказывается, за ним давно следили. На обратном пути его в поселке Самагалтай задержала милиция. Он ночевал в «тюрьме». Начальник РО милиции Сарыглар, разобравшись, только на другой день отпустил его. Нам всем сквозь риск приходилось общаться с шаманами и ламами…

Такая древнейшая языческая культура во всем мире в живом виде осталась только у нас. Это доказано жизнью и трудами Монгуша Бораховича. А уважаемые друзья Тувы из Австрии недавно своим признанием, практической помощью по изданию на немецком языке трудов Кенин-Лопсана оказали нам огромную честь. От имени писателей Тувы я выражаю признательность и огромное уважение вам, спасибо – четтирдим!