И все-таки он возник перед нами внезапно, хотя его появления все члены экспедиции ждали с огромным нетерпением. Наш тувинский Дракон, затаившийся за очередным перевалом недалеко от Самагалтая, как будто взметнулся, резко и стремительно, из-за крутого поворота, как и положено настоящему Дракону, символу внезапных трансформаций, молниеносных перемещений и перевоплощений, огромной энергии и мощи, беспредельной свободы духа…

«Вот он, вот он!» – почти одновременно вскрикнули мы, – это натуральный Дракон, никакой не верблюд!».

Хотя справедливости ради следует отметить, что самагалтайский Теве-Хая, в гости к которому направлялась наша небольшая экспедиция, вполне соответствует своему традиционному названию и действительно имеет отдаленное внешнее сходство с лежащим верблюдом. Потом мы имели возможность сравнить реального, живого верблюда из стада, которое мирно паслось в долине реки Тес-Хем тоже недалеко от Самагалтая.

Но внезапно возникшее перед самым носом экспедиционного джипа, ведомого нашим аспирантом Айбеком Соскалом, каменное чудище было похоже на спящего верблюда лишь внешне. Вся его внутренняя сущность, вся его истинная природа, воплощенная самой Природой, самым гениальным ваятелем, в диком и первозданном нагромождении огромных камней и скал, говорила о сугубо драконьем характере этого монстра, и это становилось очевидным с первого взгляда.

Главный инициатор этой специальной экспедиции к самагалтайскому Верблюду-Дракону, известный тувинский писатель Чооду Кара-Куске, который неоднократно видел его раньше и сам давно уже опубликовал несколько заметок и статей об этом удивительном природном феномене вместе с красочными фотографиями этого мифического чудовища, похожего на легендарного Змея-Дракона, обращаясь ко мне, стал удивленно и смущенно приговаривать: «До этого сколько раз множество людей видело его, но только Вы, профессор, узрели в нем Дракона».

Когда несколько ранее, при случайной встрече на улице Кызыла, он показал мне свои рисунки и фотографии «Каменного Верблюда», я сразу сказал ему: «Это – несомненный Дракон, тотемный предок древнейших уйгурских и урянхайских родов тувинцев, каким его изображали на древних и средневековых рисунках, а также на знаменитых драконьих тамгах аристократических родов теле-уйгуров и уйгур-урянхов, господствовавших во всей центральной части Евразии».

При этом интересно, что именно в долине реки Тес-Хем находится знаменитая «Тесинская Стела» с драконьими тамгами уйгурских каганов, среди которых наиболее впечатляющими для меня является тамга «трехглавый огненный Змей-Дракон», общеевразийский символ царской власти, который у древних монголов и уйгур-урянхов был также тотемным покровителем тайных воинских союзов, и тамга «Олень-Дракон», которая была родовой тамгой «царских скифов», т.е. саков, и одновременно – тамгой правящего рода уйгуров. В связи с нашими публикациями о наступившем в этом, 2012 году, «Годе Дракона» и его связями с одноименным мифологическим персонажем, выяснилось, что многие тувинские роды и племена скифского и уйгурского происхождения имеют «драконьи тамги» и, более того, согласно культурологической реконструкции древнейшего этногонического мифа, сделанной Айбеком Соскалом, Мировой Змей-Дракон Амырга-Моос (монг. Аварга Могой) считается прародителем всех тувинцев и творцом Матери-Земли и всей Вселенной.

Разумеется, наскальные рисунки и родовые тамги передают творческую силу и созидательную мощь, его динамизм и гибкую переменчивость, характерную также и для наступившего Года Дракона и для людей, соответствующих этому году психотипу, слишком схематично. Но самое главное в его характере – стремительность, динамизм и гибкая переменчивость, огромная внутренняя сила и энергия – отражено в этих тамгах и рисунках очень точно и ярко, и этот дух скрытой созидательной силы, безграничной свободы и креативности отчетливо проявлялся в увиденном нами самагалтайском Драконе.

И еще – способность появляться совершенно неожиданно, как это произошло и на этот раз, когда экспедиционный джип как бы «наткнулся» на него, готового к стремительному прыжку, чуть ли не взмывшему уже над нашими головами в свободном парении. Вот как описывается его внезапное появление в одном современном шуточном комментарии к «Книге Перемен»: «Дракон – фигура знаковая, судьбоносная, это символ больших перемен. Но пока его нет. Дракон где-то рядом, но его не видно… И пошли мы в поход [т.е. отправились в экспедицию в поисках Верблюда-Дракона Чооду К.-К. – Н.А.], и забрались к черту на кулички, и кругом ни души, а наутро, высунув голову из палатки, мы увидели стоящий на поляне бронепоезд времен Первой мировой войны. Стоит он себе, паром и огнем дышит и пушками в разные стороны водит. Театр абсурда, «Носорог» собственной персоной. Стоит на полянке Дракон, стоит и смотрит… » (Фирсов Виктор. Последние перемены «Книги Перемен»).

Вместо «Носорог» точнее было бы сказать «Динозавр» или летающий ящер, что более правильно как с зоологической, так и культурологической точки зрения, а также в свете символической драконологии «Книги Перемен». Кстати, перед поездкой я проконсультировался на монетах с этим главным в Восточной Азии прогностическим трактатом. Удивительное совпадение – выпала гексаграмма № 1, которая называется «Небо», «Творчество» или «Дракон». Но это, конечно, не случайное совпадение, поскольку наша экспедиция имела место быть в самый разгар Года Дракона, причем все члены экспедиции были, с точки зрения легендарной генеалогии, прямыми потомками этого самого «урянхайского дракона».

И хотя в случае с нашей столь же неожиданной, как в приведенном выше комментарии к гексаграмме «Дракон» китайской «Книги Перемен», встречей с нашим родным Драконом возникло такое же ощущение безграничной мощи, у нас, потомков древних скифов, уйгуров и урянхайцев не было и не могло быть никакого страха перед ним, поскольку для нас он символизировал, прежде всего, доброту, заботу и покровительство наших предков, чувство защищённости и безопасности, которое они стремились дать своим потомкам.

Глубоко символично, что мы нашли своего тотемного покровителя именно в Год Дракона, который нынче наступил в Туве чуть раньше положенного срока, ознаменовавшись подземными толчками, которые ощущались до недавнего времени. Но мы убедились, что наш родной Дракон не может нанести ни малейшего вреда, поскольку в отличие от своего китайского собрата, который является символом императорской власти, у нас он является скорее народным символом, т.е. главным символом нашей народной тэнгрианской религии, поскольку воспринимается как посланник нашего Неба-Отца – Милосердного и Всемогущего Вечного Синего Неба, которому поклонялся и Великий Монгол Чингисхан.

Ассоциации с Великим Монголом в данном случае тоже совсем не случайны, поскольку одним из предков Чингисхана был родоначальник «драконьего племени» Моголюй, от которого и происходит название «Династия Великих Монголов», а само это имя означает «Великий Дракон». Не случайным является и упоминание здесь тамги Олень-Дракон, которая явно связана с Прародительницей, Праматерью всех тюрков и монголов – Алан-Хо («Прекрасная Оленуха»). Дело в том, что в иерархии аристократических родов монголов Чингисхана самыми элитными считались роды и племена, произошедшие «из священных, чистых и непорочных чресел Алан-Хо».

Если следовать этой классификации, по меньшей мере два члена этой экспедиции могут претендовать на принадлежность к царскому роду Чингисхана – Чооду К.-К., принадлежащий к благородному племени «хребетных монголов» скифо-сакского и уйгурского происхождения, прямым генеалогическим предком которого и является Мать-Оленуха Алан-Хо, и сам автор этих строк, родной отец (Кол Нурсат) и дед (Кол Шымдан) которого принадлежали к роду Кол-Чооду. И если по этой генеалогической линии мы являемся, как и все потомки Алан-Хо, «родственниками предков» Чингисхана по женской линии, то, как урянхайцы, потомки Добу-Мергена, «старшими родственниками» Чингисхана по мужской линии.

Вот такие уроки бережного и внимательного отношения к истории собственных родов и племен, к своей собственной генеалогии преподал нам самагалтайский Верблюд-Дракон, разъяснив также, что драконы бывают раз- ные – медведи-драконы, змеи-драконы, волко-драконы (ср. славянский «волкодлак»). Меня же лично этот урок побудил внимательнее изучить и бурят-монгольскую линию своей личной генеалогии, в результате чего выяснилось, что я являюсь чингизидом по линии Хойлдар-Сэсэна, родоначальника племени мангутов, к которому принадлежал мой другой дед Абаев Роман Иванович (его отца звали Махут, как и дедушку Хойлдар-Сэсэна).