(Окончание. Начало в №36 от 14 сентября, №37 от 21 сентября).

РОЖДЕНИЕ ПЕРВОГО КОЛЛЕКТИВА ГОРЛОВИКОВ – АНСАМБЛЯ «ТЫВА»

– Конгар-оол Борисович, как в вашу жизнь вошел хоомей?

– Очень просто и органично – с раннего детства. На летней чабанской стоянке родственники ставили юрты недалеко друг от друга. Вместе смотрели за скотом, помогали друг другу, а иногда, вечерами, собирались в нашей юрте.

Этому предшествовали приготовления: готовили араку – молочную водку. И это были приготовления не к пьянке, а к празднику, которого я с нетерпением ждал: значит, будет концерт, интересные разговоры, хоомей до утра. Ноги не касались земли, когда бегал за водой и дровами для перегонного аппарата – шуурууна.

Пока арака потихонечку подходила, мой дедушка Докпак, Чолдак-Хуна – отец ставшего потом известным горловиком ансамбля «Саяны» Бориса Монгуша, дядя Чайгаар Дажы-Хоо, старики Коргурээш Монге-Байыр, Чолдак Сундуй подтрунивали друг над другом, соперничали в метком слове, состязались в частушках. Это все происходило в юрте, а я лежал под навесом и слушал до утра.

Никого тогда не удивляло, что почти все мужчины хорошо владели горловым пением. Это казалось естественным.

Нашей гордостью был земляк Борис Монгуш. Мы, мальчишки, его боготворили. Я учился в седьмом классе, когда он уже был артистом ансамбля «Саяны».

Борис Чолдак-Хунаевич и его супруга Чечек Дажыевна, музыкант национального оркестра ансамбля «Саяны», жили в крохотной комнатушке коммунальной квартиры. Приезжая в Кызыл на соревнования, я с одноклассником Альбертом – родным братом Чечек Дажыевны – гостил у них. Хозяев почти никогда не бывало дома, все время они находились на гастролях. А мы рассматривали их фотографии, восхищались ими – такими красивыми, в концертных костюмах, и мечтали стать такими же, как они.

Вот в такой обстановке я рос, и как после всего этого не запеть хоомей?

А мечта о большом фольклорном ансамбле горловиков родилась в зоне. Представлял, как выйду на свободу, создам ансамбль, и мы с инструментами за спиной будем ездить верхом по фермам, стригальням, чабанским стоянкам и исполнять хоомей.

– Ваша мечта об ансамбле горловиков осуществилась?

– Сделал все, чтобы она сбылась. Весной 1988 года вышел на «химию» – освобожден условно. Отрабатывал срок там, где было предписано – на кирпичном заводе.

А чтобы осуществить мечту, пошел в Кызылское училище искусств, и его директор Виктор Нагорный поддержал меня и принял в училище на полставки концертмейстера, дав возможность репетировать там с ансамблем.

В то время взять на работу в учреждение культуры «химика», фактически зека, еще не отбывшего до конца свой срок, было смелым поступком, не каждый руководитель осмелился бы на такое, ведь за это могли по головке не погладить. Виктор Васильевич совершил такой поступок, поверив в меня и в мечту о национальном ансамбле горлового пения. Очень благодарен ему за это.

– А как талантливые парни вышли на вас, горящего желанием создать национальный ансамбль?

– Это мы их искали, а не они нас. С кандидатом искусствоведения Зоей Кыргысовной Кыргыс мы находили хороших горловиков, уговаривали их перейти к нам.

Тогда Геннадий Тумат, Дамба-Доржу Сат, Откун Достай работали в ансамбле «Саяны», Анатолий Куулар учился в автодорожном техникуме, Сергей Ондар работал электриком в ресторане «Улуг-Хем», Иван Сарыглар водил автобус Пассажирского АТП. Борис Херлии выступал с дрессированными медведями в кооперативе, созданном им и его другом Василием Саая, Кайгал-оол Ховалыг пел в вокально-инструментальном ансамбле «Аян», Радомир Куулар и Алим Кунчун были студентами училища искусств, а где работал Слава Данмаа, не помню.

Многие имели стабильную зарплату и уходить в неизвестность не хотели. Но когда увидели, что ансамбль «Тыва» – это реальность с многообещающим оригинальным репертуаром, начали приходить на репетиции. Вскоре они один за другим перешли к нам.

Когда я в 1989 году окончательно освободился, в ансамбле «Тыва» все было готово к выступлениям: пошиты костюмы, подобран репертуар. В июне мы впервые выступили в Хакасии на национальном празднике «Тун Пайрам». Там мы произвели настоящий фурор: все иностранные гости хакасского национального праздника бросились нас снимать на фото и видеокамеры.

Вскоре начали ездить с гастролями по Туве. Вдохновленные нами зрители доставали из бабушкиных сундуков тувинскую национальную обувь, одежду, головные уборы, мужские украшения – огниво, ножи. Они говорили, что эти принадлежности должны быть у нас. Но что самое дорогое – начали приносить слова песен, которые когда-то пели наши старики.

А когда второй раз поехали по Туве с гастролями в те же места, мамы начали приводить к нам за руку сыновей – на прослушивание. Оказалось, что мальчики после первых концертов стали подражать нам – исполнять хоомей. Тогда я впервые задумался над тем, что надо собирать талантливых детей и учить их горловому пению.

Почти в каждом селе встречал своих товарищей, с которыми отбывал наказание. Они гордились мной: и добрые слова говорили, и водки наливали.

ПРОЩАЛЬНАЯ ГАСТРОЛЬ

– При такой обрушившейся на ансамбль всенародной любви не настигла ли вас скоропостижная звездная болезнь?

– Настигла, что скрывать. Ребята потеряли чувство ответственности, начали выпивать, срывать выступления, иногда, когда поклонницы уводили своих кумиров, приходилось их искать по всему селу, чтобы доставить на концерт.

Но дома – еще туда-сюда, кое-как справлялись с этой проблемой. А вот когда отправились на гастроли в Европу, это было нечто.

– И какие же проблемы возникли во время зарубежных гастролей?

– Те же, что и дома – алкоголь. Первая поездка осенью 1991 года – в Германию, Голландию, Бельгию – прошла нормально, тогда гастролировала только часть ансамбля – Геннадий Тумат, Кайгал-оол Ховалыг и я.

А потом наш продюсер-менеджер Владимир Орус-оол заключил контракт на выступление ансамбля «Тыва» в полном составе, и в феврале 1992 года мы все вместе отправились в Европу.

Сейчас вспоминаю об этом, смеясь. А тогда было не до смеха, ведь вся ответственность была на мне как директоре ансамбля.

Злоключения наши начались уже в Москве – в аэропорту Шереметьево. Там решили разделиться на три группы, чтобы по очереди стеречь внушительный багаж: инструменты, конское снаряжение, концертные костюмы.

Последняя дежурившая тройка подвела всех. Когда к моменту регистрации мы проснулись, они были не в состоянии смотреть не то что за багажом – за собой: один спал, а двое лыка не вязали. Все на регистрацию идут, а троица даже не знает, где их паспорта и билеты. Обыскали даже урны и туалеты – нет нигде. Когда, наконец, нашли, самолет улетел в Брюссель без нас.

Ломанулись всем скопом, с огромным багажом, на железнодорожный вокзал. Переплатив перекупщикам билетов, чуть ли не на ходу заскочили в поезд до Ленинграда, оттуда полетели в Амстердам, а дальше – автобусом в Брюссель, где был объявлен наш первый концерт.

Подъезжаем, а зрители уже в зал заходят. В последнюю минуту успели: только вбежали на сцену, упали на стулья, как занавес открылся. Так в дикой суматохе и нервотрепке начались гастроли по Европе.

Виновников всего этого мы чуть не съели. Они клялись, что больше капли в рот не возьмут. И действительно, держались. Два месяца играли концерты в Европе, все нормально было, и везде нас принимали на ура. Появились деньги, каждый накупил море дефицитных вещей, и дорожные мытарства позабылись.

А на обратном пути – снова в Москве, только уже в аэропорту Домодедово – все повторилось. Самолет в Красноярск – ночью. Чтобы убить время, пошел в видеосалон, посмотрел боевик с Брюсом Ли в главной роли, заодно и подремал.

Вернулся в зал ожидания, а там ребята опять подшофе. Конечно, можно было с большим трудом взять себя в руки, но я взорвался: начал кричать на самого старшего среди нас: «Нет, чтоб молодым пример подавать, и сам туда же!»

Слово за слово и, как водится, пошли выяснять отношения на улицу, а там слякоть, грязь чавкает – апрель на дворе. Ударил его, он – меня, я боднул его и напоролся на его зубы. Бывает же такое!

Кляну себя: зачем с пьяным связался, но поздно. Картина жуткая: он весь в грязи изгвазданный, у меня все лицо в крови. Нашел в его чемодане чистую одежду, переодел. Свою рану носовым платком прижал, надел спортивную шапку, но бесполезно – кровь то с одного места побежит, то с другого просочится.

А тут еще на регистрации отказываются принимать в багаж железный ящик с конским снаряжением. Вижу, что нагло вымогают деньги, ведь до того во всех аэропортах все нормально проходило, но куда денешься – надо дать на лапу.

Хотел проскочить под багажной стойкой, да так сильно об угол железных весов ногой стукнулся, аж в глазах потемнело. Боль адская, из разбитой коленки кровь бежит, кое-как перетерпел, сунул деньги – отвязались.

Тут уже все мои душевные силы кончились. Психанул я на ребят – за всех переживаешь, руки, ноги чуть не ломаешь, а им хоть бы что: стоят себе веселые, пьяненькие. Махнул я на них рукой – делайте, что хотите, один прошел регистрацию, прошел на посадку.

Сижу в самолете, слышу: мои кое-как в салон последними зашли, шумят, пассажиры возмущаются. Проснулся только в Красноярске: хочу встать, а нога не разгибается – опухла. Чуть не плачу: голова в засохшей крови, нога не двигается. Иду, как тяжелобольной, поддерживаемый с обеих сторон.

А в багажном отделении парни уже опохмеляются – бутылку раздобыли. Увидели меня, решили полечить, сердобольные: намочили в водке носовой платок, приложили к ране, я так и взвыл.

Чувствую: до трех часов мне с ними не продержаться. Хорошо, что нашлось одно место на ближайший рейс Красноярск – Кызыл. Сказал в сердцах: «Все, не буду больше с вами работать, ухожу от вас. Буду детей учить, соберу ансамбль лучше вашего, вот увидите!»

И улетел домой. Жена при виде меня за голову схватилась: муж с зарубежных гастролей увечным прилетел – с хромой ногой и разбитой головой.

СОКРОВИЩЕ, ПРОДЛЕВАЮЩЕЕ ЖИЗНЬ

– И вы действительно ушли из ансамбля «Тыва»?

– Как сказал, так и сделал. Летом 1992 года набрал со всей республики талантливых детей и открыл в республиканской школе искусств класс хоомея. С тех пор много учеников выучил.

– Удалось добиться успехов на педагогическом поприще?

– Считаю, что да. Горжусь своими воспитанниками. Одни из них стали музыкантами Тувинского национального оркестра, другие продолжают карьеру горловиков в известных у нас и за рубежом фольклорных группах «Алаш», «Чиргилчин», «Хогжумчу».

Двое моих учеников – Игорь Кошкендей и Бады-Доржу Ондар – получили звания Народных хоомейжи Республики Тыва.

По специальному приглашению телеканала «Россия-Культура» моя детская фольклорная группа «Эртине» – «Сокровище» участвовала в октябре 2011 года в телепроекте «Общероссийский фестиваль народного творчества». И нас увидела вся Россия.

– Некоторые за рубежом считают, что тувинское горловое пение лечит. А вы как думаете?

– Возможно, утверждать не берусь. Горловое пение тувинцев до конца не изучено. Им, в основном, интересуются искусствоведы, медицина до него серьезно еще не добралась.

Знаю, что Николай Ооржак, который в ансамбле «Тыва» в начале девяностых годов работал оформителем и иногда выходил на сцену в образе шамана, стал сегодня шаманом профессиональным и свои духовно-оздоровительные семинары проводит с использованием горлового пения. Но он работает не в Туве, своими магическими сеансами особенно популярен в Украине.

У меня в жизни было два случая, которые заставили задуматься о лечебных свойствах хоомея.

В январе 1993 года Кайгал-оол Ховалыг, Толя Куулар и я, выступали в Лос-Анджелесе. Про нас написали в газетах. Знаменитый музыкант Фрэнк Заппа прочитал и пригласил к себе домой.

Наши американские друзья поверить не могли: «Как? Сам Фрэнк Заппа пригласил вас к себе в дом?!» Для нас это имя ничего тогда не говорило, а для них это был великий музыкант всех времен и народов.

Мы у него пили чай, общались, исполняли горловое пение. Музыкант был болен, нам тихо сказали, что у него рак, и он доживает последние дни. Но эта встреча не стала первой и последней.

Мы подружились, и когда мне случалось бывать в Лос-Анджелесе, всегда навещал его. Приводил к музыканту и маленького горловика Бады-Доржу Ондара. Фрэнк Заппа очень удивлялся, что восьмилетний мальчик может так исполнять хоомей.

Умер кумир музыкантов в декабре 1993 года, прожив еще год после вынесения вердикта врачей. Хочется думать, что хоомей, который он так любил слушать, помог ему отвоевать у болезни почти год жизни.

Был еще случай с моим американским другом – блюзменом Полом Пенна, с которым мы в 1995 году вместе снимались в Туве и США в документальном фильме «Ginglis Blus». Этот фильм в 2000 году был номинирован на премию «Оскар».

Пол был великолепным музыкантом и очень сильным человеком: совершенно слепой, он жил в мире звуков, и даже самостоятельно освоил горловое пение.

Нас с Полом связывала настоящая дружба. Когда в декабре 1999 года приехал в Америку с борцами Алдын-оолом Кууларом, Маадыром Монгушом, горловиками Евгением Сарыгларом и Игорем Кошкендеем, чтобы участвовать в Параде роз, мне передали, что он тяжело болен.

Я навестил друга 27 декабря. У него обнаружили рак пищевода и выписали из больницы доживать последние дни дома. Было грустно видеть Пола: очень слаб, голос едва слышен.

Когда сказали, что приехали тувинские друзья, он оживился, приподнялся в кровати. Когда мы начали исполнять хоомей, Пол попросил принести его гитару. Мы пели, а он нам подыгрывал.

Вторая встреча с Полом Пена произошла через полмесяца в одном из кинотеатров Сан-Франциско, куда нас пригласили на показ фильма «Ginglis Blus». После фильма мы должны были исполнять хоомей.

Вдруг зал загудел – на сцену выкатили Пола в коляске. «Мне сказали, что я умру, – проговорил он, – но раз уж никак не умираю, чем столько лежать, пришел к вам».

Он играл блюз, а зрители плакали. Потом мы с Полом встретились через месяц в церкви. За границей это частая практика – приглашать группы выступать в церквях.

Пол был в тувинском национальном халате. Мы исполняли хоомей, он слушал, а потом сказал: «Я теперь уже, наверное, не умру». И действительно, он прожил еще пять лет.

СИЯЮЩИЙ ЧЕЛОВЕК

– Как языковой барьер за границей преодолеваете?

– С трудом. С языками, кроме тувинского и русского, у меня проблемы, без переводчика мне за границей сложно. Но однажды, когда оказался в Италии совсем один, очень выручил язык хоомея.

Дело было так. В 1998 году меня пригласили для участия в фестивале на острове Сардиния. Прилетел из Гонконга в международный аэропорт Рима и застрял: никак не могу объясниться с сотрудниками итальянской таможни. Не можем понять друг друга, и все.

Исчерпав запас скудного английского, решил применить последний аргумент – хоомей. Начал подыгрывать себе на дошпулууре и петь. Сбежалась вся смена, всех начальников по очереди приводили. Пел и пел, пока не убедил, что я – артист и никакой угрозы для Италии не представляю. Пропустили.

Дальше должен был пересаживаться на рейс авиакомпании Alitalia в другом терминале. Автобусов не оказалось, пошел пешком, где-то перелезал через ограждения, где-то обходил, но дошел. Прошел регистрацию на вечерний рейс и сижу, куда спешить.

Вдруг слышу: кто-то зовет меня по имени. Почудилось что ли? Еще раз тихонько позвали. Да кто меня может знать в Риме? Наверное, слуховая галлюцинация.

Когда в третий раз услышал свое имя, увидел землячку – Вику Иргит. Ее муж Роберто занимается семейным бизнесом – трикотажной фабрикой, а Вике, оказывается, поручили быть моим переводчиком на фестивале.

На острове Сардиния должен был дать три сольных концерта. На первых двух тувинский хоомей очень понравился публике. Но за третий концерт организаторы фестиваля очень переживали: там будет, в основном, молодежь, поэтому боялись, что тувинское горловое пение эту публику не заинтересует.

Быстро перестроился: взял гитару и начал зажигать зал эстрадными песнями моей молодости – «Чаражым», «Хорум-Даг». Только после этого перешел на хоомей. В конце концерта зрителей было от меня не оторвать, а организаторы были в восторге.

– В каких странах вам удалось побывать с концертами?

– Весь мир объездил, кроме Австралии и Африки. А в США был так часто, что со счету сбился. И не только с концертами.

Мой друг и продюсер Ральф Лейтон удивлялся, что мне так везет – приглашали не только выступать с концертами, но и сниматься в рекламе.

А началось все с улыбки. На одном из наших концертов оказался рекламный агент компании AT&T. Он сказал своему руководству, что видел человека, который весь светился, и все вокруг него сияло, поэтому именно его надо пригласить рекламировать новое оборудование.

Компания вышла на Ральфа. Мы выступали в Канаде, когда он позвонил и сообщил, что мне надо лететь в Нью-Йорк. Отказываюсь, продюсер убеждает: «Да ты понимаешь, Конгар-оол, что такое AT&T? Это крупнейшая телекоммуникационная компания Америки. Она охватывает все – от Интернета до мобильной связи».

Согласился, но какое это оказалось изматывающее дело. Легче несколько концертов отработать. В национальном тоне, с дошпулууром в руках рекламировал новое оборудование фирмы, которое позволяло одним нажатием кнопки переходить от аналогового формата на цифровой. Съемки – целый день: то посадят, то поставят. С трех ракурсов – восемьсот дублей, а в результате выбрали три снимка.

Гораздо больше понравилось участвовать в 1995 году в рекламном пробеге по Америке на автомобилях «Oldsmobile Aurora» корпорации «General Motors».

В контракте был пункт, по которому тувинский артист должен был обязательно приехать с супругой. Почему обязательно вдвоем, мы с Любой не поняли, но приехали в срок.

Все выяснилось уже на месте. Оказывается, десять супружеских пар из десяти стран мира должны были объехать десять штатов за пятнадцать дней, ведя машину по очереди. А у Любы прав нет! Пришлось ей ехать пассажиркой.

А выручил мой американский друг Роко Белич, с которым мы, сменяя друг друга за рулем, преодолели десять тысяч километров пути.

АЗАРТНЫЙ КЛУБ

– Ваш недостаток?

– У меня так много недостатков, что если все перечислять, это займет уйму времени.

– Вредные привычки?

– Не курю. И никогда не пробовал, даже в зоне. И ученикам своим всегда внушаю: певцу курить ни в коем случае нельзя.

Выпить в дружеской компании могу, но ни разу не напивался и не падал. Украинцы, когда были у них на гастролях, удивлялись, что у меня после их горилки – ни в одном глазу. Организм такой что ли – не пьянею.

– Спорт?

– Постоянно. Когда хожу по тайге с набитым рюкзаком, поднимаюсь на скалы, многих позади оставляю.

Как-то 23 февраля на традиционном концерте Заслуженной артистки Республики Тыва Юлианы Ондар «Тыва оолга» – «Тувинскому парню» победил молодых участников: больше всех отжался, приседаний сделал. Когда наградили живым бараном, сказал: «Ладно, зачем мне баран, когда своего скота полным полно. Пускай парень, которому второе место досталось, забирает его».

У нас есть свой клуб фанатов баскетбола. В него мы не всех принимаем, а только тех, кому уже за сорок. Старейшим членам клуба – под семьдесят. Один из них – председатель Общественной палаты Республики Тыва Хонук-оол Монгуш. Хонук-оолу Доржуевичу 66 лет, но он очень хорошо играет. Глава республики Шолбан Кара-оол – тоже член нашего баскетбольного клуба, очень азартный игрок.

Занимаемся в спорткомплексе имени Ивана Ярыгина каждый понедельник и среду с семи часов вечера, а в субботу – с семи утра.

Поэтому я всегда в форме. Вот видите – живота нет.

ПОДПОЛЬНАЯ НАХОДКА

– Ваша нынешняя должность – директор Государственного учреждения «Центр развития тувинской традиционной культуры и ремесел», возникшего в Кызыле на месте старого музея. Зачем, Конгар-оол Борисович, вы разрушили историческое здание?

– Я не разрушитель, у меня и мысли не было разрушать историческое здание! Была только идея – создать в освободившемся здании старого музея центр тувинской культуры, в котором под одной крышей собрались бы фольклорные коллективы, народные мастера.

Предложил идею главе республике Шолбану Кара-оолу, он поддержал, но сказал: ты предлагаешь – ты и берись за дело. Осенью 2008 года назначили директором еще несуществующего центра. В здании к тому времени уже вовсю шел ремонт – косметический. Но толку в нем не было никакого, наоборот: обнажились истлевшие за восемьдесят лет углы, прогнившие трубы, стало рваться везде, где тонко.

Организовал экспертизу здания. Вывод экспертов: изношенность – восемьдесят процентов, ремонтировать – бессмысленно, необходимо строить новое.

Когда вскрыли полы старого здания, под ними интересные находки обнаружили: монеты тех лет, папиросную пачку. Кто-то из строителей в двадцатых годах прошлого века, выкурив последнюю папиросу, бросил пустую пачку, а над ней настелили полы.

На пачке – надпись: «Ленинградский государственный табачный трест, папиросы «Борцы», 25 штук». И картинка – борцы хуреша в момент схватки на фоне гор. Судя по этой картинке и приписке «Made in USSR, Russia», папиросы специально предназначались для экспорта в Тувинскую Народную Республику. Пачка хорошо сохранилась, решил обязательно сохранить это свидетельство истории и поместил в рамочку под стекло.

Когда сносили старое здание, многие ополчились на меня: Конгар-оол разрушает исторический дом! Особенно был против этого наш уважаемый ученый Монгуш Борахович Кенин-Лопсан.

Пришлось всю эту критику выдержать, продолжая начатое, потому что другого выхода не было. И жизнь показала: решение было принято верное. Если бы оставили здание, только сделав косметический ремонт, мы бы сегодня в нем не сидели, два случившихся зимой землетрясения, бесспорно, разрушили бы его.

Здание по проекту «Тувагражданпроекта» построено за короткий срок – два года, его торжественное открытие состоялось 2 марта 2012 года. Сметная стоимость – семьдесят пять миллионов рублей. Есть недоделки строителей, это огорчает.

Но главное – мы смогли осуществить задуманное. В центре обрели свой дом Тувинский национальный оркестр, фольклорные группы «Алаш», «Чиргилчин», «Тыва кызы», «Хун-Хурту», «Угулза», «Хогжумчу». Они теперь имеют возможность репетировать в нормальных условиях, общаться друг с другом. К нам переехал и Международный научный центр «Хоомей».

У нас есть уютный конференц-зал, кафе с национальной кухней, мастерская по пошиву национальных костюмов, мастерские. Ремесла представлены изготовителями музыкальных инструментов, кузнецами, камнерезами.

– Вы себя чувствуете большим важным начальником?

– Нет, скорее всего, человеком, у которого очень большая ответственность перед народом.

ДВЕ СЕМЬИ – ПО-ЧЕСТНОМУ

– Конгар-оол Борисович, помнится, в вашу бытность депутатом парламента республики – с июня 1998 года по июнь 2002 года – в Верховном Хурале всерьез обсуждали вопрос о том, чтобы в Туве мужчинам было официально разрешено иметь двух жен. И вы были в числе сторонников этой идеи. Почему?

– Потому что нас, мужчин, в республике гораздо меньше, чем женщин. А непьющих, ответственных, способных финансово обеспечить семью, заботиться о детях – еще меньше. Сколько у нас матерей-одиночек, а ведь это обидно и для женщин, и для детей, которым тяжело чувствовать себя сурасом, не знающим отца.

Как раз в то время участвовал в прямом эфире на телевидении, туда позвонил телезритель и спросил у меня: «Что ты как депутат думаешь по этому поводу?» Искренне ответил: «Нас, мужчин, так мало. Я за то, чтобы мужчинам официально разрешили иметь двух жен, две семьи и заботиться о них».

– Женщины тогда вас не очень-то поняли.

– Да. После этого мой рейтинг среди женского электората упал. Может быть, поэтому следующие выборы, когда уже по Кызылу баллотировался, я проиграл.

Но давайте по-честному. Многие известные люди, хорошие ребята, оказывается, втихаря живут с двумя, тремя женами, детей завели. И скрывают это.

А я не скрываю. Так честнее, чем прятаться и врать. Жизнь – сложная штука: любовь может неожиданно прийти и в зрелом возрасте, и это – большое счастье, когда рядом человек, с которым понимаешь друг друга с полуслова, с одного взгляда.

Так что, когда был депутатом, говорил о двух семьях чисто теоретически, а сейчас получилось так, что у меня самого две семьи, и в каждой – мои родные и любимые дети.

С Солангы, матерью двух моих младших детей, мы живем в гражданском браке, будем, может быть, играть свадьбу, но и с матерью моих двух уже взрослых детей не расстались, официально еще не развелись и сохранили хорошие отношения.

Квартиру детям оставил, не такой я человек, чтобы дележкой заниматься. Так что семья продолжает быть моей семьей, продолжаю помогать своим детям, забочусь о них, решаю финансовые проблемы, отплачиваю коммунальные расходы. И это естественно: я же отец.

– Старшие дети не обижаются на вас?

– В жизни ничего не сделал такого, чтобы они обиделись и отвернулись от меня. Всем пятерым я – отец, всегда буду отцом, и они знают это. Все мои дети знают друг друга, общаются между собой.

Старший сын Чингис занимается предпринимательством, он уже сделал меня дедушкой, растит двух сыновей. У него все хорошо. Когда Чингис подрос, хотел поменять фамилию на мою, но бабушка с дедушкой, которые вырастили его с младенчества, не разрешили.

Среднему сыну Монге-Байыру двадцать один год. Он окончил Сибирский университет потребительской кооперации по специальности экономист-бухгалтер. Увлекается футболом. С детства побывал со мной везде, даже в США.

Монге-Байыр окончил класс фортепиано республиканской школы искусств. А еще он до того красиво и грамотно играет на гитаре, что горжусь тем, что он – профессионал. Я ведь сам музыкант-самоучка, окончил только Тувинский госуниверситет, а специального музыкального образования не получал, нотной грамоты не знаю, а это очень тормозит дальнейшее развитие.

Дочка Хургулек увлекалась танцами, но потом серьезно занялась английским языком. Она – студентка филологического факультета Тувинского госуниверситета, будет учителем английского языка. Чтобы дочка еще лучше освоила язык, отправлял ее в Америку на курсы интенсивного английского, и теперь она свободно говорит на этом языке.

Младшие сыновья – дошкольники: Чылгычы пять лет, Сайын-оолу полтора года. Когда старшие дети были малышами, из-за постоянных гастролей, разъездов не мог все время наблюдать, как они растут. Теперь, перейдя на оседлый образ жизни, понял, какая это большая радость – видеть, как малыши растут у тебя на глазах, баловать их, отвечать на их первые вопросы.

А когда Чылгычы и Сайын-оол подрастут, обязательно отдам их учиться музыке.

ХООМЕЙ – КРИК ДУШИ

– Вы прославились тем, что дольше всех исполнителей сыгыта, одного из стилей горлового пения, задерживаете дыхание. Каков ваш личный рекорд?

– Хоомей исполняется на выдохе. Раньше мог задержать дыхание на одну минуту пятьдесят семь секунд. Теперь уже и возраст не тот, и дыхалка не та, но нервы зрителям по-прежнему щекочу.

Они просто не выдерживают и после тридцати секунд моего сыгыта уже начинают хлопать, визжать, не могут терпеть, а я все равно тяну и тяну.

– Сегодня вы – народный и заслуженный – лидер тувинского горлового пения?

– Нет, это не так. Лидер хоомея – Кайгал-оол Ховалыг, Народный хоомейжи Тувы и Заслуженный артист Российской Федерации. Он – скромный человек, и никогда про себя так не скажет. А я про него – скажу.

– В чем секрет хоомея?

– Если ты легко и беззаботно прожил жизнь, не сможешь петь так, чтобы людей задеть за живое. Потому что настоящий хоомей – это не техника, а душа.

Все мастера горлового пения – Хоомейлээр Комбу, Максим Дакпай, Кайгал-оол Ховалыг – жили трудно, у всех были непростые детство и судьба.

Хоомей – это крик души.