Продолжая дело отца, он разгадывал секреты ушедших мастеров. Ломал, чтобы созидать, уходил, чтобы вернуться, ошибался, чтобы осознать. Четырнадцать лет Алдар Тамдын – Народный мастер Республики Тыва – создает национальные инструменты, добиваясь совершенства.
В звуках его игила плачет детеныш косули, трубят маралы, кричит кабарга и сигналят автомобили.
Творец плачущих и ликующих, нежных и грозных, незатейливых и завораживающих звуков уверен: инструмент только тогда оживет, когда мастер вложит в него свою душу.
СПАСЁННЫЙ БУДДИЙСКОЙ ТРУБОЙ
– Алдар Константинович, кто дал вам такое значимое и обязывающее имя Алдар – Слава?
– Отец – Константин Чулдумович Тамдын. Я родился 9 июня 1975 года, когда ему было уже шестьдесят четыре года. И в этом нет ничего удивительного: отец был на редкость здоровым человеком. Всегда принимал кара эм – природные снадобья: отвар шиповника, настойку из пантов марала.
Жили мы в городе Чадане, я был самым младшим из восьми братьев и двух сестер. Если бы не болезни и смерти других детей в младенчестве, нас было бы шестнадцать человек.
Разница в двадцать лет не мешала родителям жить дружно и творчески. Мама – Биче-кок Узун-Сарыговна – вместе с папой часто выступала в клубах в составе агитбригады, она хорошо пела.
Познакомились они в селе Чыргакы, куда мама приехала в гости к своей сестре. Отец работал в сельском клубе, как сегодня сказали бы, диджеем: играл на танцевальных вечерах на гармошке и балалайке. Решили жить вместе и из Чыргакы уехали в Чадан.
Интересно, что моя супруга Мая тоже из Чыргакы. Когда приезжал туда просить ее руки и сердца, будущие тесть и теща рассказали историю встречи моих родителей.
Судьба отца – часть истории Тувы. По примеру многодетных семей, которые отдавали одного или двух сыновей в буддийский храм, мальчика отправили в Алдыы-Хурээ, находившийся на территории нынешнего города Чадана. От ученика-хуурака он дослужился до звания кумзата – ламы, читающего и поющего молитвы, фактически художественного руководителя храмового оркестра.
В семье сохранилось предание о том, как музыка спасла отцу жизнь. В середине тридцатых годов его перевели в храм Устуу-Хурээ, а вскоре начались аресты лам. Однажды к Устуу-Хурээ подъехал отряд Тувинской народно-революционной армии. Бойцы увидели отца, дувшего в буддийскую трубу бушкуур, и решили: «Да какой же это лама, это просто музыкант». И не тронули, проскакали мимо.
Потом он стал солдатом Тувинской народно-революционной армии, отвечал за оружие бойцов, был связным. Однажды в сорокапятиградусный мороз в шинели, но в тонких штанах из далембы, примчался верхом из Чадана в Хондергей за десять километров, чтобы доставить важное письмо. За это был награжден.
Отец был трубачом армейского духового оркестра, и вся его последующая жизнь была связана с музыкой.
Его друг – педагог и музыкант Биче-оол Шыдырааевич Ондар – рассказывал мне, как в семидесятых годах на важном совещании работников культуры они вместе вышли на трибуну с инициативой: надо детей учить играть на национальных инструментах. Большой дарга – начальник – очень рассердился: обвинил в том, что они тащат пережитки прошлого в светлое будущее, и попросил освободить трибуну.
Заступилась и поддержала преподаватель училища искусств Василевская: «Вы, тувинцы, должны развивать свое национальное искусство и традиционную культуру». В зале захлопали, вскоре после этого в музыкальной школе Чадана открылось национальное отделение.
Биче-оол Шыдырааевич Ондар – знаток национальных инструментов – до сих пор трудится в своей мастерской в Сут-Хольском районе. В 2010 году я имел честь вместе с ним быть удостоенным почетного звания «Народный мастер Республики Тыва».
СЪЕСТЬ ТРИ «ВОЛГИ»
– Свои полученные в монастыре знания ваш папа в советское время уже не использовал?
– Использовал, только в режиме секретности. Отец не забывал свое буддийское прошлое и дома по ночам принимал людей: читал молитвы, проводил обряды. При этом окна плотно завешивались одеялами. Иногда, когда отец читал сутры, я засыпал, прижавшись к его ноге, и просыпался только утром.
Как-то он сказал мне, маленькому: «Я за свою жизнь съел три «Волги». Удивился: «А как же ты их съел, ачай?» Он пояснил, что мог бы на подношения людей купить столько машин.
Люди в знак благодарности приносили деньги, сладости – кто сколько может. Вспоминая это, удивляюсь тому, что сегодня и у лам, и у шаманов есть свой тариф. Но как можно измерить степень веры прайс-листами?
Отец деньги себе не оставлял – отдавал людям: нуждающимся родственникам, знакомым. А вот конфеты дома не переводились. Мы до того стали привередливые, что карамельки не трогали, выбирали только шоколадные.
Как самый младший я имел особую привилегию: отец меня, в отличие от других детей, не ругал. Когда старшие братья подначивали, смело заходил в комнату, где отец проводил службу, сгребал в ладошку конфеты, бежал к братьям, и сладости делились на всех.
В 1987 году – после инсульта – здоровье отца пошатнулось. Он уже не видел, но когда к нам приезжал дядя Орус Куулар – брат мамы, впоследствии просветитель желтой веры, автор книги «Начальные знания о буддизме», отец его учил ночами. Когда заходили посторонние, делали вид, что разговаривают о том, о сем, когда те уходили, продолжали свои теологические размышления.
После смерти отца в 1990 году мама его буддийские книги отдала дяде. Эти книги я недавно увидел в фондах Национального музея Тувы, когда искал архивные материалы о национальных инструментах. И как будто встретился с отцом.
ВОЛШЕБНАЯ КЛАДОВКА И ОРГИИ В МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЕ
– Первый музыкальный инструмент, который вы взяли в руки?
– Самый первый даже назвать затрудняюсь, потому что с самого раннего детства вокруг были всевозможные музыкальные инструменты, и каждый из них пробовал на звук.
Старшим братьям родители купили гитары, и я уже в пять лет начал на них бренчать. А в домашней кладовке, занимая все ее стены, висели солидные инструменты духового оркестра Дома культуры – от кларнета до тубы.
Инструменты взрослые брали только на репетиции и в торжественных случаях – играть марши на демонстрациях седьмого ноября, первого мая, и девятого мая – на День Победы. Потом приносили и аккуратно развешивали в кладовке до следующего раза. Дверь кладовки отец закрывал на замок.
Но иногда я все же умудрялся проникнуть в эту волшебную кладовую и начинал дудеть во все подряд. Особенно привлекала огромная туба. Поднять не хватало силенок, поэтому просто подлезал по нее и дул, стараясь извлечь хоть что-то похожее на то, что слышал во время выступлений духового оркестра, в котором вместе с отцом играли настоящие музыканты: Маадыр-оол Борбаанды, Мерген-Херел Монгуш, Анатолий Балчырак.
А сколько интересного было в Чаданской музыкальной школе, где отец работал педагогом, а мама – техничкой и сторожем.
Вечерами мама шла в музыкальную школу мыть полы и караулить ее до утра. Меня, дошкольника, и брата Эртине, который старше на три года, она брала с собой. Мы помогали ей в уборке, а когда намаявшаяся за день мама, не в силах побороть сон, засыпала в каморке сторожа, наступало прекрасное время: школа поступала в наше распоряжение и начиналась тайная ночная жизнь.
В классах рисования мы лепили из пластилина машинки, потом переходили в музыкальные классы. Сейчас понимаю, какая у нас в Чадане была богатая школа. Два оркестра: русских народных и духовых инструментов. Только баянов – десять видов, а еще контрабасы, балалайки, домбры.
Каждый вечер мы на всем этом великолепии играли, как могли, издавая невыносимые звуки. Бренчали, дудели, перебирали кнопки. Частенько к нам присоединялись наши друзья. Таких малявок – любителей музыкальных оргий – иногда собиралось до двадцати человек.
Так что моей первой школой стала не общеобразовательная, а музыкальная. Сейчас она носит имя отца, ее директором работает моя сестра Светлана Константиновна Ноябрь. Брат Эртине, с которым мы ночами тусили в музыкалке, сейчас преподает в школе искусств села Мугур-Аксы Монгун-Тайгинского района.
В 2011 году – к столетию со дня рождения отца – мы создали фонд имени Константина Тамдына. Это наш долг перед отцом.
В память о нем, как об одном из основателей тувинского духового и национального оркестрового исполнительства, вручаем ежегодные именные стипендии двум студентам духового отделения Кызылского колледжа искусств.
Второй год совместно с министерством культуры, филармонией, республиканской школой искусств и духовым оркестром организуем в Кызыле детскую творческую лабораторию для маленьких духовиков из всех районов Тувы. В 2012 году во второй Творческой лаборатории имени Константина Тамдына приняли участие 130 юных музыкантов. И это очень радует: растет хорошая смена.
ПРЕСТУПНЫЕ ЗВЁЗДНЫЕ ГАСТРОЛИ
– Инструмент, с которым вы впервые вышли на профессиональную сцену?
– Гитара. Только сцена была не профессиональная, а самодеятельная. Я учился в девятом классе, когда супруги Леня и Рая Сержин-оолы создали вокально-инструментальный ансамбль. Все, как положено: барабаны, бас-гитара, ритм-гитара, клавишные.
Ансамбль репетировал в музыкальной школе, где я учился на художественном отделении. Только учитель отлучится, как бросаю рисование и бегу в соседний класс, где гремит музыка ВИА. Хватаю гитару, играю от души. Только увижу – учитель рисования возвращается, бегу обратно и хватаю карандаш.
В конце концов музыка меня окончательно сманила: забросил рисование. О чем иногда сожалею – столько учился, и свидетельство об окончании художественного отделения не получил, хотя осталось доучиться всего несколько месяцев.
Наш ВИА назывался «Сылдыс» – «Звезда», и эта звезда так манила, что даже прогульщиком стал. Выхожу из дома в школу, а ноги сами несут в клуб «Шахтерский», куда переехал ансамбль.
Руководила ансамблем моя сестра Света, солист Айдурай Сат не только здорово пел, но и играл на гитаре. Мне досталась бас-гитара. До волдырей на подушечках пальцев учил аккорды. Репертуар – знаменитые хиты тувинской эстрады и, конечно, песни кумира – Виктора Цоя.
В то время культовым ансамблем Дзун-Хемчикского района был «Челээш». Наш «Сылдыс» возник тогда, когда «Челээш» был временно распущен. Так что свою долю славы мы могли у чаданских зрителей получать беспрепятственно.
Однажды, как самые настоящие артисты, решили сделать гастрольный тур по селам: Теве-Хая – Сут-Холь – Ишкин – Ийме– Баян-Тала. Желание – огромное, а с транспортом – напряг. Недолго думая, пошли на отчаянный шаг – угон автобуса передвижной механизированной колонны.
Его водителем работал мой брат Валера. Не подозревая о преступных замыслах новоявленных артистов, он поставил автобус в пятницу в гараж, и спокойно пошел отдыхать в выходные. Тут-то автобус и увели.
На добытом преступным путем транспортном средстве мы поехали нести искусство в массы. В селах нас принимали замечательно, залы клубов не вмещали всех желающих. Зато после звездных гастролей дома нас ждала такая взбучка, что мало не показалось никому.
ПРИКИНУВШИЙСЯ СКРИПКОЙ
– А как в вашу жизнь вошел игил?
– Случайно, но получилось, что на всю жизнь. Когда окончил школу, кончился и «Сылдыс» – ансамбль был распущен. От этого я как-то заскучал и совершенно не представлял, что делать дальше. Решил пойти по простому пути: учиться в профтехучилище № 6 Чадана на курсах фермеров – единственно для того, чтобы сдать экзамен на водительские права.
Лежу дома, о будущем не думаю, тут приходит жена брата с газетой в руках, показывает заметку: в Кызылском училище искусств идет набор на отделение тувинских национальных инструментов. Будут учить играть на игиле и бызаанчы.
«Ладно, – думаю, – будем учиться играть на игиле». Сестра Света привела меня и моего друга Монгун-оола Ондара к педагогу Татьяне Туматовне Балдан. Так в 1992 году стал студентом училища искусств – на второй год после того как отделение тувинских национальных инструментов было открыто.
С того времени тувинские национальные инструменты стали и профессией, и судьбой. А Монгун-оол Ондар стал горловиком ансамбля «Саяны» и фольклорной группы «Чиргилчин». Сегодня он Заслуженный артист России и Республики Тыва, Народный хоомейжи Тувы. Вот как все вышло.
В училище мне сначала дали игил с четырьмя струнами. Удивился: в музыкальной школе Чадана не было игила, но знал от отца, что он – двухструнный. Оказалось, что это был не традиционный, а модернизированный игил. И таких было несколько: игил-альт, игил-бас, игил-контрабас. Так было и с другими народными инструментами.
– А зачем модернизировали национальные инструменты?
– Требование времени. Национальные инструменты многих республик были модернизированы из-за негромкого звучания. Считалось, что в таком виде на них нельзя играть со сцены в больших залах, потому что они не были звонкими, и их все время приходилось настраивать.
Раньше национальным оркестром назывался такой, где в первом ряду сидели четыре или пять музыкантов с игилами и бызаанчы, а сзади располагался русский народный оркестр с баянами и балалайками.
Тогда переднюю деку игила стали делать из дерева, ставили струны виолончели, и он звучал так, как надо – громко, звонко. Играли на нем традиционно, сжимая коленями. Учили студентов играть на игиле по методике игры на скрипке.
Без всей этой модернизации открытие отделения тувинских национальных инструментов в Кызылском училище искусств было бы невозможным.
Но уже на втором году обучения отделения педагог Саая Мынмырович Бюрбе начал учить нас играть на традиционном двухструнном игиле. В студенческом ансамбле «Чангы-Хая» мы так и играли: одни – на европеизированных, другие – на исконных инструментах.
А наш преподаватель Татьяна Туматовна Балдан начинала с того, что в экспериментальной мастерской Балдана Чимитовича Гомбоева на базе городского профтехучилища № 4 Кызыла учила студентов играть на национальных инструментах предков. И с весьма хорошими результатами. В том, что в 1991 году в Кызылском училище искусств родилось отделение тувинских национальных инструментов, ее большая заслуга. Без этого отделения у нас не было бы нынешнего Тувинского национального оркестра.
Сегодня в национальном оркестре двадцать восемь музыкантов, играющих на действительно традиционных, изготовленных по технологии предков инструментах.
Татьяна Туматовна рано ушла из жизни, поэтому мечту нашего учителя о национальном оркестре воплотили в жизнь мы, ее ученики. Шли к этому, долго, трудно, но все же дошли.
ОРКЕСТР БЕЗ ИНСТРУМЕНТОВ
– Дата рождения полноценного оркестра тувинских национальных инструментов?
– Оркестр, созданный по инициативе выпускников отделения тувинских национальных инструментов училища искусств начал работать 28 апреля 2003 года. Но до полноценности было еще очень далеко. У нас была только комната в Доме народного творчества и двадцать четыре штатных единицы. А инструментов – не было.
Каждый сам себе добывал инструмент. На первых порах брали их в училище, играли, а потом относили обратно. Но это было не дело.
Когда ребята выбрали меня директором оркестра, неожиданно превратившись из музыканта в начальника, впервые сел в зрительный зал, послушал оркестр и обнаружил, что звучание и тембр инструментов никуда не годятся.
Играли мы тогда на том, что имелось: модернизированные игилы с четырьмя струнами, бызаанчы с тремя струнами. Стали переделывать, как положено: игилы – с двумя струнами, бызаанчы – с четырьмя.
Вроде бы, добились нужного звучания. Но все равно проблема с инструментами оставалась, и в 2005 году попробовали открыть мастерскую по их изготовлению. Тогда был создан союз, в котором объединились мастера-изготовители из разных концов республики.
Цели преследовались благие, но вышло, как в басне Крылова «Лебедь, Щука и Рак». У каждого мастера были свои секреты изготовления, своя технология, каждый говорил, что надо делать так, а не по-другому, тянул одеяло на себя. Общекомандной работы не получилось – мастера не сработались.
В том же году понял: невозможно быть и руководителем, и артистом одновременно. Совмещать должность директора оркестра и зарубежные гастроли с группой «Чиргилчин», артистом которой являюсь со студенчества, никак не получается.
Приезжаю с гастролей, а в оркестре – завал, работа стоит. Только все разгребу – пора на другие гастроли. Такой занятой директор для серьезного оркестра – слишком большая роскошь. Ушел с должности. А когда ребята выбрали директором Радика Тюлюша, со спокойной душой совсем уволился из оркестра.
И в 2006 году уехал жить в Америку.
ПРОДОЛЖЕНИЕ – В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ.