КРИМИНОКРАТИЯ

В январе, ко дню рождения Вячеслава Даржа, мы опубликовали отрывок из его работы «Криминократия», в которой он с помощью анализа динамики преступности, начиная с советских времен и заканчивая серединой 90-х годов, попытался вскрыть взаимосвязь между криминальной ситуацией и управленческими решениями государства. Неожиданно эта публикация вызвала живую реакцию читателей. Нам до сих пор пишут и звонят с одним вопросом: есть ли возможность познакомиться с полным текстом этого материала.

Первым двум обратившимся читателям мы отправили электронный вариант «Криминократии». Но когда счет позвонивших с той же просьбой перевалил на третий десяток, стало понятно, что проще пойти на публикацию всего материала. Сегодня мы предлагаем его начало, а продолжится публикация, ориентировочно, в десяти номерах. Одна проблема: Урана Даржа, вдова автора, не смогла найти в архиве рисунок графика динамики уровня преступности в Туве с 1944 по 1996 год. Но и без него материал представляет ценность для тех, кого интересует этот очень специфический срез истории нашей республики, СССР и современной России обозначенного периода.

Преступность сопровождала человечество всегда, с самой его колыбели. И росла пропорционально росту его численности. Графически ее уровень в системе координат, где одна ордината – число преступлений, а вторая – численность населения, представлял бы собой полого поднимающуюся кривую, не воздействуй на нее многочисленные факторы субъективного и объективного свойства.

Несколько лет назад я задался целью понять, почему Тува – республика с трехсоттысячным населением, где каждый третий прохожий – знакомый или родственник, где в начале века убийства были редкостью, за короткий исторический промежуток превратилась в регион с одним из самых высоких уровней преступности в России.

Попытки использовать для анализа известные инструменты дали много, но к ответу на главный вопрос приблизили не очень. Да, теории отчуждения, стигматизации, клеймения и др. применимы к Туве в той же мере, как к любому другому региону или другой стране. Да, многое объясняет экономическое развитие. Но действуют факторы, описываемые в этих теориях, в достаточно узких сегментах явления преступности и не несут в себе характера обобщения. Почему же эти факторы действуют в республике с большим отрицательным эффектом, нежели в других регионах страны?

Первую серьезную зацепку дал взгляд на отрезок новой истории республики.

В 1944 г. Тувинская Народная Республика (ТНР) вошла в СССР. Этот акт означал, прежде всего, полное реформирование общества. Революционным, по сути, способом началась ломка культуры, системы ценностей, общественных отношений кочевого народа, перевод его на оседлый образ жизни и совершенно иные ценностные ориентиры. В подобных ситуациях, как убеж­дает опыт человечества, общество дрейфует, как корабль без руля, повинующийся лишь воле течения. Каким же течением корабль республики прибило к числу криминальных лидеров страны?

Обратимся к статистике МВД Тувы и на базе этих данных выстроим график динамики уровня преступности в республике за последнее пятидесятилетие (до вхождения Тувы в состав СССР в 1944 г. статданные отсутствуют). Первое, что бросается в глаза, – загадочные резкие всплески преступности.

В 1946 году число зарегистрированных преступлений возрастает с 469 в 1945 до 638, в 1947 – до 1010, а в 1948-м достигает пикового значения – 1104 за год. То есть за два года преступность возросла едва ли не в три раза! После чего начинается достаточно резкий спад: в 1949 году осуждены 849 человек.

Это первый аномальный выброс, за­фиксированный милицейской статистикой в Туве. И в принципе, его можно было бы списать на случайность, не взлети кривая в очередной раз совсем скоро, в 1955 году.

Следующий резкий скачок начался в 1964 году, достигнув пика в 1969-м. В 1970-м – спад и стабилизация на четыре года, а потом, в 1974–1975-м, – новый взрыв, с 2000-го – до 2800–3000 преступлений в год. Затем – снова стабилизация, и мощный всплеск под занавес эпохи развитого социализма: 4100 преступлений – в 1982 и 4200 – в 1982 году.

Периоды интенсивного роста преступности не объяснялись ни одним из известных мне до сих пор способом. Не существовало их временной периодичности. Не прослеживалась взаимосвязь с природными катаклизмами. Поскольку шло реальное повышение доходов населения, нельзя было говорить об экономической природе аномалий.

Все стало на свои места при изучении истории Тувы. Вскоре выяснилось, что каждый всплеск по времени точно накладывается на крупную акцию по реформированию той или иной сферы жизни республики.

Это совпадение говорило об одном: источником взрыва преступности, повышения до аномального уровня являлась власть.

Детальный экскурс в историю периодов, соответствующих каждому экстремуму, подтвердил справедливость догадки.

ВМЕСТО ЭВОЛЮЦИИ – РЕВОЛЮЦИИ

1945–1948 г.г. Несомненно, что начальным импульсом всплеска преступности стала коллективизация в сельском хозяйстве, сопровождавшаяся крайне болезненным процессом – переходом в кратчайшие сроки целого народа с кочевого на оседлый образ жизни.

Уже сама по себе скоротечная смена культур несет в себе острейший социальный конфликт, способный дестабилизировать общество во всех его сферах. Примеров того, как противоречия, возникавшие в пограничных зонах культур, напрямую работали на прирост судебной статистики, множество. Вот один из них.

Веками народная игра ойтулаш1 считалась у тувинцев одним из самых ярких праздников, олицетворявших молодость, начало жизни. По уголовному законодательству, вступившему в силу после вхождения ТНР в состав Союза в 1944 году, главное действо этой игры подпадало под статью «массовые беспорядки».

Переход на оседлый образ жизни породил доселе экзотические для Тувы виды преступлений. Впервые за всю историю тувинцев самых разных родоплеменных корней селили в местах общего проживания – селах, поселках. Нетрудно представить степень психологической, иерархической, поведенческой дезориентации людей, начисто лишенных не только опыта, но и теоретического знания правил общежития в новых условиях. Для примера: если до сих пор юношу, пустившего лошадь в галоп по родному аалу2, в худшем случае ждало ворчанье деда, то быстрая езда верхом по улицам села квалифицировалась как хулиганство и, соответственно, наказывалась органами правопорядка.

Коллективизация усугубила криминальные последствия переходного состояния культуры. Совпав во времени, два этих процесса дали мощный резонанс – первый всплеск преступности.

И открытый бунт – сопротивление передаче частного скота в колхозы, и тихий саботаж, заключавшийся в уничтожении собственного скота, преследовались и наказывались одинаково – заключением под стражу с конфискацией имущества (конфискация имущества в Туве сводилась к конфискации скота, что для тувинцев значило лишение средств к существованию), а заключение под стражу главы семьи оставляло ее без кормильца на длительный срок. Эти обстоятельства прямо подталкивали старших сыновей и даже, как показывает анализ статистики, женщин на кражи.

Было бы несправедливо не отметить еще одно обстоятельство, которое сыграло роль благодатной среды для возникновения аномалии. 1944–1945 годы были первыми после вхождения ТНР в состав СССР. Естественно, что в этот период власть была занята решением многочисленных организационных проблем: от нового административного деления автономии до создания новых органов власти на всех уровнях и комплектования их кадрами, которых катастрофически не хватало.

Это и есть основные факторы, приведшие к первому всплеску преступности в Туве.

Вторая волна, 1955–1956 гг., по своим признакам не имеет ничего общего с первой. Судя по графику, она должна была стать полной неожиданностью. Начиная с 1951 года, в автономной области наметилась четкая тенденция к снижению правонарушений. В 1954 году, например, было возбуждено 600 уголовных дел, без малого вдвое меньше, чем в 1947-м, пиковом году первого всплеска. И вдруг, в 1955-м – новый взрыв. Почти тысяча преступлений. А в следующем, 1955-м, – свыше тысячи.

Сбить эту волну удалось на удивление быстро. Уже через год, в 1958 году, уровень преступность снизился вдвое – 500 осужденных.

Одну из основных причин этого выброса кривой графика вычислить несложно: фильм «Холодное лето 53-го» смотрела вся страна. Действительно, широкомасштабная амнистия уголовников повлияла на криминальную обстановку и в Туве. Однако не стоит преувеличивать влияние этой акции на ситуацию в автономной области. Тува и сейчас, по причине географической обособленности, остается одним из самых изолированных регионов России. В те же годы, когда со страной ее связывал единственный тракт со сложным горным рельефом и погодными условиями, степень изоляции была на порядок выше. В то же время, сравнительно небольшая численность населения, слабая интенсивность миграции из-за Саян и внутри области облегчала правоохранительным органам контроль за ситуацией.

Гораздо более серьезными видятся последствия политических событий в стране: смерть Сталина, разоблачения антинародной сущности его режима и т. д. События тех лет ввергли в состояние шока весь аппарат управления, как политического, так и хозяйственного. Через мощную кадровую чистку прошла и система правопорядка, включая службу госбезопасности. Эти коллизии не могли не снизить эффективность работы органов внутренних дел, что развязывало руки правонарушителям.

Прежде, чем перейти к описанию четвертого выброса кривой динамики преступности в Туве, обращу внимание на одну закономерность. Если после каждого из предыдущих всплесков кривая резко шла вниз, то после выброса 1960 года она фактически осталась на уровне всплеска в течение трех последующих лет. Незначительные спады в 1961–1963 годах можно, на мой взгляд, отнести на совесть лукавой милицейской статистики, чего не скажешь о «ямах» 1948–1954 и 1957–1959 гг. Ни один милицейский чин не решился бы на подтасовки, в результате которых преступность «падала» бы почти вдвое.

Очевидно, что названные спады – реальный результат усилий правоохранительных органов, которые были в тот период минимально стеснены в выборе средств и методов работы (вспомните киношного Жеглова: цель оправдывает средства). Разумеется, что эти средства и методы эффективны лишь в условиях диктата государства над правами и свободами гражданина. Стоит этим отношения измениться в пользу прав гражданина, и эффективность правоохранительной системы как карающей руки государства резко снижается.

Именно этой пропорцией в решающей мере предопределен буквально взлет кривой: с 700 преступлений – в 1959 до 1300 – в 1960 г. Реформы Н. С. Хрущева (совнаркомы, сельские и городские обкомы и т.д.) разбалансировали отлаженную государственную машину до предела. То, что сегодня принято называть хрущевской оттепелью, и ставится ему едва ли не в главную заслугу – всего-навсего результат его ошибки. Разделив и тем самым умножив органы власти на местах, он ставил целью усилить контрольных функций партийно-государственного механизма, забыв, что у семи нянек – дитя без глаза. Эта ошибка дала обществу поколение поэтов и художников-шестидесятников. Обратной стороной медали оказался рост преступности, сопровождающий, как учит история, любое резкое ослабление власти.

Одумался Никита Сергеевич быстро. Но если с вольнодумцами от искусства он без труда справился с помощью бульдозера, то загнать преступность в былые рамки ни ему, ни правоохранительной системе оказалось не под силу. Она стабилизировалась практически на уровне пика 1960 г. на три года.

Надо признать, что система правопорядка не сработала в этом случае так, как работала до сих пор, и по целому ряду других объективных причин.

Выдача на руки паспортов сельским гражданам осложнила милиции профилактическую работу.

(Окончание следует)