Это было в 1993 или 1994 году. Я шел знакомиться с Монгушем Бораховичем Кенином-Лопсаном — большим человеком: верховным шаманом Тувы, известным исследователем шаманизма, большим специалистом по тувинской культуре. Я одел чистую футболку и внутренне трепетал: шел к великому человеку беседовать неизвестно о чем. В то время я уже несколько лет был фотографом в тувинской археологической экспедиции, был знаком с Верой Павловной Дьяконовой, которая много рассказывала мне и про Туву, и про шаманов. Я чувствовал, что это моя первая встреча с чем-то настоящим, глубоко местным, что это знакомство изменит моё восприятие Тувы. Я очень волновался.
С последним все получилось удачно — те несколько портретов, которые я сделал тогда, Монгушу Бораховичу очень понравились. Мне стало проще с ним общаться, я перестал быть зажатым. И в последующие годы мы беседовали как старший родственник с младшим. Постепенно, шаг за шагом, я открывал для себя этого удивительного человека. И вместе с ним открывался мой новый взгляд на Туву. Это уже не был взгляд стороннего наблюдателя. Под влиянием Кенина-Лопсана с каждым годом Тува становилась для меня все более любимой и необходимой в моем жизненном цикле страной. И это зримо отражалось в моих фотографиях. Постепенно росла и ширилась фото-галерея портретов самого Монгуша Бораховича: в разные годы, в вариантах одежды и ситуаций. В какой-то момент он мне сказал: «Твоя мистическая обязанность фотографировать меня каждый год. Ты будешь моим персональным фотографом. Но когда я умру, этот процесс несколько приостановится». Последнюю фразу я не вполне понял, и вообще отнесся к его словам иронически. Но прошло несколько лет, в течение которых я приезжал в Туву каждый год, и я понял, что встречаться с ним это не просто моя мистическая обязанность, это превратилось в некую мистическую необходимость. Едва я приезжал в Кызыл, меня как магнитом тянуло как можно скорее навестить Монгуша Бораховича. И только после этих визитов мне казалось, что мое пребывание на тувинской земле становится чем-то осмысленным. Несмотря на мои многочисленные дружеские связи в Туве, я до сих пор чувствую себя полноценно приехавшим только после встречи с ним.
И все же, несмотря на духовную близость, весьма продуктивную для творчества, Кенин-Лопсан первые годы продолжал оставаться для меня некой одиозной фигурой тувинской культуры, этакой «парадной вывеской»... Пока не стала открываться его человеческая сущность.
Есть множество историй про Монгуша Бораховича, которые люди с удовольствием пересказывают друг другу. Каким-то я сам был участник или свидетель, какие-то знаю только по-наслышке. Эти истории в наш век всеобщей грамотности и интернета живут только в устной традиции, и это поистине прекрасно. Как раз одна из таких историй и переменила моё отношение к Монгуш Бораховичу.
Я отчетливо помню этот момент. Как-то я провожал его из музея домой. Мы хотели перейти улицу не по светофору. Машин не было. И вдруг он сказал мне: «Подожди, Стас. Дураки ездят, задавят и фамилии не спросят». Вот именно в этот момент я вдруг понял удивительную мудрость и поразительный юмор этого человека. Я понял насколько этот человек не памятник, не пьедестал, не фотография на доске почета. А живой, умный, бесконечно мудрый, умеющий шутить и знающий цену хорошей шутке человек. И, как юная девушка, не понимающая почему и отчего и как это произошло, я полюбил этого человека от всей души.
С тех пор, попадая в Кызыл и стремясь как можно скорее навестить Монгуша Бораховича, меня не покидает ощущение, что это мой старый дедушка, к которому я приезжаю раз в год на каникулы. И мне кажется, что эта симпатия взаимна. Пусть не сердятся на меня его родственники: своего реального дедушки я не застал в живых, а ведь это связь поколений очень важна для каждого человека. И вероятно именно поэтому я так особенно люблю Туву. Я стал старше и мудрее. Жизнь никого не щадит. Но любовь не уходит, становится крепче и основательнее.
Наверное, не важно, что я сам значу для Монгуша Бораховича в его долгой и сложной жизни, но важно, чем он является для меня. Не только философ, шаман, доктор наук, не только тот самый «тувинский дедушка» с величайшим чувством юмора и пониманием жизни. Но тот образ Тувы, который во мне живет, неотделим от этой личности — Кенин-Лопсан Монгуш Борахович.
Станислав ШАПИРО,
член Союза фотохудожников России
Тувинская правда
С последним все получилось удачно — те несколько портретов, которые я сделал тогда, Монгушу Бораховичу очень понравились. Мне стало проще с ним общаться, я перестал быть зажатым. И в последующие годы мы беседовали как старший родственник с младшим. Постепенно, шаг за шагом, я открывал для себя этого удивительного человека. И вместе с ним открывался мой новый взгляд на Туву. Это уже не был взгляд стороннего наблюдателя. Под влиянием Кенина-Лопсана с каждым годом Тува становилась для меня все более любимой и необходимой в моем жизненном цикле страной. И это зримо отражалось в моих фотографиях. Постепенно росла и ширилась фото-галерея портретов самого Монгуша Бораховича: в разные годы, в вариантах одежды и ситуаций. В какой-то момент он мне сказал: «Твоя мистическая обязанность фотографировать меня каждый год. Ты будешь моим персональным фотографом. Но когда я умру, этот процесс несколько приостановится». Последнюю фразу я не вполне понял, и вообще отнесся к его словам иронически. Но прошло несколько лет, в течение которых я приезжал в Туву каждый год, и я понял, что встречаться с ним это не просто моя мистическая обязанность, это превратилось в некую мистическую необходимость. Едва я приезжал в Кызыл, меня как магнитом тянуло как можно скорее навестить Монгуша Бораховича. И только после этих визитов мне казалось, что мое пребывание на тувинской земле становится чем-то осмысленным. Несмотря на мои многочисленные дружеские связи в Туве, я до сих пор чувствую себя полноценно приехавшим только после встречи с ним.
И все же, несмотря на духовную близость, весьма продуктивную для творчества, Кенин-Лопсан первые годы продолжал оставаться для меня некой одиозной фигурой тувинской культуры, этакой «парадной вывеской»... Пока не стала открываться его человеческая сущность.
Есть множество историй про Монгуша Бораховича, которые люди с удовольствием пересказывают друг другу. Каким-то я сам был участник или свидетель, какие-то знаю только по-наслышке. Эти истории в наш век всеобщей грамотности и интернета живут только в устной традиции, и это поистине прекрасно. Как раз одна из таких историй и переменила моё отношение к Монгуш Бораховичу.
Я отчетливо помню этот момент. Как-то я провожал его из музея домой. Мы хотели перейти улицу не по светофору. Машин не было. И вдруг он сказал мне: «Подожди, Стас. Дураки ездят, задавят и фамилии не спросят». Вот именно в этот момент я вдруг понял удивительную мудрость и поразительный юмор этого человека. Я понял насколько этот человек не памятник, не пьедестал, не фотография на доске почета. А живой, умный, бесконечно мудрый, умеющий шутить и знающий цену хорошей шутке человек. И, как юная девушка, не понимающая почему и отчего и как это произошло, я полюбил этого человека от всей души.
С тех пор, попадая в Кызыл и стремясь как можно скорее навестить Монгуша Бораховича, меня не покидает ощущение, что это мой старый дедушка, к которому я приезжаю раз в год на каникулы. И мне кажется, что эта симпатия взаимна. Пусть не сердятся на меня его родственники: своего реального дедушки я не застал в живых, а ведь это связь поколений очень важна для каждого человека. И вероятно именно поэтому я так особенно люблю Туву. Я стал старше и мудрее. Жизнь никого не щадит. Но любовь не уходит, становится крепче и основательнее.
Наверное, не важно, что я сам значу для Монгуша Бораховича в его долгой и сложной жизни, но важно, чем он является для меня. Не только философ, шаман, доктор наук, не только тот самый «тувинский дедушка» с величайшим чувством юмора и пониманием жизни. Но тот образ Тувы, который во мне живет, неотделим от этой личности — Кенин-Лопсан Монгуш Борахович.
Станислав ШАПИРО,
член Союза фотохудожников России
Тувинская правда