В № 45 "ТП" мы опубликовали рецензию на премьеру спектакля «Чадаган» доктора культурологии Айланы Кужугет. Сегодня знакомим с еще одной точкой зрения на новую постановку Национального театра РТ — доктора культурологии Валентины Сузукей.Спектакль «Чадаган» поставлен на основе поэтического произведения Александра Александровича Даржая, первоисточником которого послужила легенда о тувинском музыкальном инструменте чадагане. Легенда эта является одним из шедевров устного народного творчества тувинского народа, как и легенды об игиле и шооре.
На основе прозаического текста легенды об игиле, опубликованного в книге «Тувинские традиционные музыкальные инструменты», народный писатель Тувы Александр Александрович Даржай также написал стихотворную поэму «Плач эгила» в стиле традиционных сказаний. Затем по мотивам той же легенды был поставлен спектакль «Вернись, мой друг, вернись!» («Эгил эжим, эгил»), ставший одним из шедевров в репертуаре нашего театра.
Так что у нашего театра есть, как мне кажется, хорошая перспектива создать целый цикл спектаклей о тувинских музыкальных инструментах, поскольку есть еще легенды о шооре и об исполнителе на игиле. Однако спектакль «Чадаган», к сожалению, не будет вписываться в этот цикл по некоторым причинам, о которых хотелось бы поразмышлять.
Во время просмотра новинки возникло несколько серьезных вопросов. Почему постановщики перенесли место действия в Причерноморье? Если действие происходит там, то и музыкальное оформление должно соответствовать тому региону, вплоть до момента появления в спектакле чадагана. Третья супруга хана, по задумке постановщиков, якобы была привезена из Тувы. И только тогда, когда она слышит свою родную, т. е. тувинскую, музыку, у нее как бы должно оттаять сердце, и она должна начать кормить грудью своего ребенка. И только в этот момент, когда появляется чадаган, то, по логике вещей, должна за-звучать и завораживающая тувинская музыка. Но зритель не ощущает этого контраста. И этот контраст иноземной и тувинской музыки в спектакле никак театральными средствами не обыгран.
С самого начала весь спектакль сопровождается великолепной тувинской музыкой, исполняемой Национальным оркестром. И этот момент вводит зрителя в заблуждение; он до конца не понимает, что действие происходит не в Туве. Он только удивляется про себя, почему у героев такие разношерстные костюмы.
Название постановки прямо указывает на тувинские реалии, и зритель ожидает «оказаться» вместе с героями в Туве. Вместо этого в спектакле появляются персонажи в мусульманских и скифских одеждах. Одеяние хана вообще позволило одному моему соседу назвать его «петухом», другой зритель во время антракта спросил меня: «Это что за скоморохи там бегают в полосатых штанах? Если не успели сшить костюмы, то сыграли бы в костюмах «Хайыраан бота» и было бы просто здорово». Во время второго акта моя знакомая сказала, что у нее возникло ощущение, как будто она смотрела «Великолепный век» в театральной постановке. Название спектакля на афише написано так, что прочитывается как «Чадахан», что также вызывает ассоциации с такими именами, как Алимхан, Эльхан и т. д.
Но по объяснению постановщиков, им надоели традиционные костюмы, и захотелось привнести ярких красок в одежды. Я понимаю, что театральные возможности позволяют использовать такие приемы, как перенос действия во времени и пространстве. Но в данном случае надо понимать, что первоисточником является тувинская легенда. Есть такое понятие, как культурный код. Культурный код — это уникальные культурные особенности, доставшиеся народам от предков; это закодированная в некой форме информация, позволяющая идентифицировать культуру. Все-таки каноны сценического правдоподобия должны, наверное, соблюдаться.
Зачем было такой шедевр устного творчества своего народа, как легенда о чадагане, вкладывать в уста непонятно какого народа? Возможно, в программке и написано краткое содержание спектакля, но у зрителей в руках не было таковой, и они до конца так и не поняли, что постановщики вложили содержание тувинской легенды в уста скифов, живших в отдаленные времена в Причерноморье. Создание на сцене мешанины эпох и костюмов, даже ради красивости и яркости, как мне кажется, не оправдывает тех усилий и затрат, вложенных в этот спектакль. Еще более удивительно и то, что зрелые творческие мужи тоже подвержены такому явлению, как желание в исконно тувинский контекст вкраплять мусульманские элементы. Это, на мой взгляд, довольно тревожный сигнал.
В настоящее время на фоне ужасающей ситуации, связанной с терактами, возникает вопрос: неужели политика исламского государства настолько эффективна, что начинает подспудно проникать в умы и сердца людей и нашей страны? Многие каналы Российского телевидения, в том числе и передачи Игоря Прокопенко, уже давно бьют тревогу по поводу, например, моды на мусульманский стиль одежды, особенно в европейских странах. Или о том, что некоторая часть молодежи начинает принимать ислам.
А начинается все, казалось бы, с невинных вещей. Могу привести, как один из примеров, песню «Че бо кандыг кончуг берге кижи сен аан, хой» в исполнении Ишкин оглу. В ней много фраз, построенных с нарушением грамматических норм тувинского языка и с использованием жаргонной лексики и иноязычных слов. Кроме того, сама мелодия песни — это прямое заимствование интонаций мусульманской музыки. Возможно, эта песня задумывалась молодыми музыкантами как шутка или музыкальный юмор. И вначале это вызывает если не смех, то усмешку. Но, с учетом того, сколько раз это прокручивается в Интернете, она невольно начинает глубже проникать в сознание и со временем молодыми людьми начинает восприниматься как норма.
За последние годы опубликовано много работ на тему: «Культура как фактор национальной безопасности», где авторы пишут, что феномен экстремизма имеет питательную почву там, где едва просматриваются национальные ценности или при утрате национального своеобразия культур. Государство обеспечивает национальную безопасность, опираясь в своей политике не только на военную и экономическую доктрины, но и на охранительные возможности культуры от внешних и внутренних угроз.
А внешние угрозы — это не только военная, экономическая и агитационно-пропагандистская работа, но и активное использование средств культуры и искусства, с учетом того, что культура обладает уникальным свойством тотального проникновения в сознание людей. Причем проникновение это происходит настолько незаметно, что те, кто «усваивает» такую «пищу», даже не осознают чужого влияния на них, не понимают, что при этом происходит утрата их ментальной идентичности. Воспринимается все это просто как современная мода на то-то и то-то.
Меня всегда удивляет и то, что особенно творческие люди не понимают того, что за пределами республики тувинская культура вызывает огромный интерес именно своим ярко выраженным национальным колоритом. Если вернуть действие спектакля в Туву, то этот спектакль тоже, несомненно, станет шедевром тувинского театра. Многие зрители так искренне сопереживали героине и ее новорожденному сыну, что даже плакали. И это благодаря только основному смысловому контексту, заложенному самой легендой и великолепной музыке, написанной к спектаклю Аяной Монгуш.
Тувинский зритель шел на тувинский спектакль и многие до конца так его и воспринимали, не обращая внимания на то, что он получился как бы не совсем тувинский, а «скифско-причерноморский». Зрители же за пределами Тувы будут воспринимать эту постановку, скорее всего, как спектакль одного из мусульманских авторов. Тувинский колорит и национальная специфика абсолютно размазаны, и тогда возникает вопрос: причем тут тувинский инструмент чадаган? Тогда спектаклю можно дать название и любого другого инструмента из Причерноморья. Не так ли?
ОБСУЖДЕНИЕ